— Я выслушал вас, ваши жалобы и чаяния, а теперь прошу выслушать меня.

В течение десяти минут он изложил то, над чем до этого работали специалисты целый месяц. В его короткой речи не было общих слов и пустых обещаний, зато прозвучали конкретные предложения по облегчению труда рабочих. В основу легло сокращение обычного рабочего дня на производстве на два часа, а в субботу — на три часа. Перечислялись и социальные льготы. В конце своей речи он сказал: — Многое из этих положений было узаконено ранее, но в большинстве случаев они так и осталось на бумаге. Теперь так не будет! Это я вам обещаю!

После его последних слов воцарилась просто неестественная тишина. Люди, просто не могли поверить, что их просьбы и требования будут удовлетворены, но только стоило им понять, что это подтвердил во всеуслышание сам царь, как зал взорвался радостными криками.

Не успели по стране разлететься радостные вести, как на следующий день по городу с быстротой молнии стали распространяться страшные слухи — на царя совершено покушение! Что с царем?! Он жив, ранен?! Кто поднял руку на божьего помазанника?!

Ведь для многих простых людей, которые уже начали считать, что стоит немного потерпеть и жизнь наладиться, эта весть поразила их, словно это был удар ножа под сердце. Напуганные и встревоженные люди кинулись к близким и соседям, пытаясь понять: где, правда, а где ложь? Люди в попытках понять, что же случилось на самом деле, начали стекаться к царскому дворцу и тут по улицам пронесся новый слух: царь-батюшка ранен. Вскоре у дворцовых ворот собралась толпа. Люди, глядя на часовых — гвардейцев, замерли в молчаливом ожидании. Так продолжалось до тех пора, пока к ним не вышел гвардейский офицер и не подтвердил слух о ранении царя, после чего попросил всех разойтись, на что толпа разродилась радостными криками, и только затем люди стали расходиться. Весть о покушении на жизнь императора и его легком ранении почти мгновенно облетела всю страну. В вечерних газетах эта новость уже прошла, и редакторы столичных изданий требовали от своих журналистов подробностей покушения.

На вокзалах, площадях и перекрестках появились усиленные полицейские и жандармские, как пешие, так и конные, наряды. Все выезды и въезды в столицу были перекрыты войсками.

Хозяином кабинета, в который провели жандармского подполковника Мерзлякина, оказался сорока пяти-пятидесяти лет генерал-майор, со значком академии генерального штаба. Ему не приходилось его до этого видеть, но судя по двум боевым орденам из пяти наград, висящих на его груди генерала, их обладателю приходилось бывать на полях сражений. Холодный взгляд, которым тот встретил жандармского полковника, был хорошо тому известен. Он его не раз встречал при встречах с кадровыми военными, особенно теми, кто имел несколько поколений предков, служивших в армии. Подобные взгляды жандарма давно не задевали, но сейчас в нем вдруг вспыхнула злость.

"Чистоплюй! Сидит здесь и распоряжения подмахивает! Как до дела дошло, так ко мне прибежал. Сам-то ручки боится замарать! Помоги! Так я не гордый, помогу, так как ты деньги мне стоящие предлагаешь".