Теперь мы знаем, что в исключительных случаях, ради выигрыша времени и коммерческого успеха, Этцель приобретал рукописи у быстропишущего Паскаля Груссе и отдавал их на обработку Жюлю Верну. Издательская тайна раскрылась недавно и только благодаря тому, что архив Этцеля, имеющий огромную культурную ценность, попал в Национальную библиотеку.

Замысел «Пятисот миллионов бегумы» навеян живыми впечатлениями франко-прусской войны и Парижской коммуны. Война, как известно, кончилась отторжением от Франции ее цветущих провинций — Эльзаса и Лотарингии, а Коммуну — первое в мире пролетарское государство — подавили внутренние враги.

Решительное осуждение прусской военщины, милитаризма, захватнических войн сочетается в романе с утверждением прогрессивных общественных идей в духе французского утопического социализма.

На миллионы, доставшиеся в наследство от индийской княгини (бегумы), в американском штате Орегон, поблизости один от другого, вырастают два города: прекрасный Франсевилль, воплощающий в себе идеалы свободы, равенства и братства, и зловещий Штальштадт, где люди не более чем винтики бездушной военной машины.

Строитель Франсевилля, человеколюбивый доктор Саразен, мечтает о всеобщем благоденствии. Все в этом городе радует глаз, помогает трудиться и отдыхать. Высшие завоевания научно-технической мысли находят применение и в работе и в быту. Граждане Франсевилля пользуются равными правами на труд, на отдых и на участие в общественной жизни. Беспрепятственно попадают сюда политические эмигранты — свободомыслящие люди, преследуемые у себя на родине реакционными правительствами.

Франсевилль — утопический островок счастья на территории буржуазной Америки, свободное государство, живущее по законам справедливости.

Основное внимание здесь уделено созданию наилучших условий для «гигиены тела и духа». Подробно рассказано об архитектуре, планировке, внутреннем распорядке и санитарных правилах, которым должны следовать жители города.

Мог ли Саразен ограничиться «гигиеническими» реформами? Сама жизнь натолкнула бы его на социальные преобразования, о которых мечтали социалисты-утописты. Но авторы об этом умалчивают, учитывая, возможно, цензурные трудности, а также требования Этцеля, не желавшего «дразнить гусей».

Куда детальнее обрисован Штальштадт, построенный человеконенавистником Шульце, которому удалось отсудить половину наследства бегумы и стать крупнейшим заводчиком-фабрикантом пушек.

Исследователи творчества Жюля Верна не раз высказывали предположение, что в образе Шульце изображен основатель «династии пушечных королей» Альфред Крупп, чьи заводы на протяжении многих десятилетий снабжали оружием германскую армию.

Предположение подтвердилось: Груссе, уступив Этцелю рукопись «Наследства Ланжеволя», взялся также снабдить его документальными фотографиями военных заводов Круппа. Затем на основе этих фотографий художник Леон Бенетт выполнил иллюстрации к роману.

С точки зрения Шульце, затея доктора Саразена построить идеальный город «противоречила самому закону эволюции, который обрекал латинскую расу на вырождение, на полное подчинение саксонской расе, а в дальнейшем на полное исчезновение с лица земли…