– Вас, Наталья Николаевна, тоже выгнали, – обрадовал ее Славик. – Можете переночевать у нас.

– Так вы же тоже вроде как в изгнании… – Наташка, пихнув мне в руки свою сумку, принялась тереть виски.

– Ну да. Только наш папик – гуманист. Он сначала выгнал меня вместе с мамочкой туда, откуда мы приехали. Конкретности не было – он так и не разобрался, где мы находились. Потом покидал в спортивную сумку самое необходимое, как сказал, и уехал на дачу. Вот уж не думал, что моя куртка окажется для него тоже самой необходимой вещью, да и мои ботинки… Спустился за ним, но опоздал.

– Да что в конце концов произошло?! – заорала Наташка.

– Состыковались разные версии нашего отсутствия. Час назад к нам заявился Борис Иваныч с последними известиями с места вашей, Наталья Николаевна, работы. Какая-то Полина просила вас прервать отдых в пансионате и утром приступить к выполнению служебных обязанностей, поскольку у нее высокая температура и она вынуждена вылежаться. Борис Иваныч пришел к нашему папику советоваться: можно ли считать тяжкое бремя ухода за тяжелобольными бабушкой и внучкой – родными людьми близкой и тоже тяжелобольной приятельницы Ирины Александровны – отдыхом в подмосковном пансионате? Причем далеко от Москвы и Московской области. Папик на вопрос не ответил, но счел необходимым поправить Бориса Иваныча, что тяжелобольная приятельница – вместе с тяжелобольными родственниками – к нашей мамочке никакого отношения не имеет, поскольку является порождением юности Натальи Николаевны, с которой тяжелобольная, будучи еще здоровой, вместе училась в медучилище. Полчаса препирались – не меньше. Я не мешал. Потом задумались о пансионате и причинах отсутствия Ленки с Лешкой. На этом моменте терпение сторон лопнуло, и я получил от отца подзатыльник в качестве поощрения за искренность. Это когда посоветовал им выбрать тот вариант, который больше успокаивает. Ну тут папик и разошелся! Борис Иваныч его утешал и советовал во всем разобраться. Отец к совету прислушался и умолк, но тут разошелся Борис Иваныч. Мне надоело, и я пошел на кухню подкрепиться. А когда вышел, отец заявил, что все монстры, которых он пригрел на своей груди в течение многолетней семейной жизни, могут катиться туда, откуда приехали. Тут же покидал вещи… Ну я это рассказывал.

– А Борис Иваныч? – растерянно спросила Наташка.

– А Борис Иваныч, как я понял, ждет не дождется вашего возвращения. Вы сейчас к нам пойдете или потом прибежите?

– Потом прибегу.

Уже дома навалились усталость и головная боль. И руки, и ноги казались чугунными. Безвольно сидела в кресле, не в силах даже откликнуться теплыми словами на заботу сына. В результате все бутерброды, которые он для меня соорудил, сам и съел, запивая кофейком.

Хотела прозвониться Аленке, но Славик отговорил – уже три раза звонил и надоел. Аленка просила передать, чтобы не дергались. Несколько раз порывалась позвонить мужу, но так и не решилась. Боялась ухудшить свое плохое и без того положение брошенной жены. Ведь, если разобраться, ничего предосудительного не сделала. Хотела как лучше. Пожалуй, надо сдаваться… Не только Листратову, но и мужу. Развод в мои планы до конца жизни не входил.