– Джонатан приводил меня сюда несколько раз, – добавил он.

Дверь медленно отворилась, бесшумно повернувшись на мощных петлях, и они вошли в хранилище. Помещение было около десяти футов в ширину, девяти в высоту и футов тридцати в длину. Как только они вошли внутрь, загорелось особое слабое освещение, позволявшее тем не менее довольно хорошо все видеть.

– Помещение защищено от пожара и безопасно даже при бомбежке. Климат искусственный – температура и влажность контролируются постоянно, – объяснял Калеб. – Это обязательно в хранилище для редких книг, особенно если оно в подвале, где влажность может значительно меняться.

Помещение было уставлено стеллажами. На полках стояли книги, брошюры и другие вещи, которые, даже на взгляд непрофессионала, выглядели редкими и ценными.

– И к чему тут можно прикасаться? – спросил Милтон.

– Лучше я сам, – ответил Калеб. – Некоторые из этих вещей очень хрупкие. Многие не видели естественного света больше сотни лет.

– Черт возьми! – воскликнул Робин, осторожно проведя пальцем по корешку одной из книг. – Напоминает небольшую тюрьму с узниками, получившими пожизненное заключение.

– Ну, это несправедливо по отношению к ним, Робин, – проворчал Калеб. – Все эти меры для того, чтобы сохранить книги для будущих поколений. Джонатан пошел на значительные расходы, чтобы его коллекция содержалась в идеальных условиях.

– И что она собой представляет? – спросил Стоун. Он рассматривал один очень древний том, переплет которого вроде бы был изготовлен из дерева.

Калеб осторожно достал книгу, о которой говорил Стоун.

– У Джонатана была хорошая коллекция, но не выдающаяся. Он бы и сам так сказал. Все великие коллекционеры имели в своем распоряжении неограниченные средства, но у них было четкое представление о том, какая именно коллекция им нужна, и они следовали к своей цели с упорством и целеустремленностью, которые можно назвать разве что одержимостью. Это увлечение называют библиоманией, и оно считается самым безвредным из всех других видов одержимости. Но этим были больны все великие коллекционеры.

Он осмотрелся по сторонам.

– На свете есть много таких изданий, которые просто обязательны для любой хорошей коллекции, но Джонатан никогда не смог бы их заиметь.

– Какие, к примеру? – спросил Стоун.

– Фолио Шекспира. Первое фолио[5] – в первую очередь, это очевидно. В нем девятьсот страниц, тридцать шесть пьес. Оригинальных манускриптов Барда не сохранилось, поэтому все фолио пользуются чрезвычайным спросом и популярностью. Первое фолио было несколько лет назад продано в Англии за три с половиной миллиона фунтов.

Милтон тихо присвистнул и покачал головой:

– Примерно по шесть тысяч долларов за страницу!

– Далее следуют известные авторы: Уильям Блейк, «Математические начала натуральной философии» Ньютона, кое-что из изданий Кэкстона, английского первопечатника. Джон Пирпойнт Морган имел в своей коллекции, если я не ошибаюсь, более шестидесяти изданий Кэкстона. «Майнцская Псальтырь» тысяча четыреста пятьдесят седьмого года издания, английский трактат о геральдике тысяча четыреста восемьдесят шестого года и, конечно же, Библия Гутенберга. В мире есть только три известных издания Гутенберга, отпечатанные на пергаменте и находящиеся в хорошем состоянии. Одно хранится в библиотеке конгресса. Они просто бесценны.