— Как это «уйдешь»? — опешил Ильмо. — А дальше что?

— Да что угодно: охоться, колдуй, купцом становись, к варгам в дружину нанимайся. Мир велик.

Ильмо ничего не ответил, его словно к скамье приморозило. Как это можно — уйти? Все равно что вырвать дерево с корнем и выбросить в реку — плыви, дескать, куда хочешь! Не то чтобы он не смог прожить один — он ведь и жил один уже годы, — но порвать с родом навсегда… стать чужим…

И главное — Айникки!..

— Если же ты надумаешь остаться, — добавил Антеро, видя колебания юноши, — я тебя от стариков защищать не стану. Так что не обессудь, если к вечеру получишь рябиновый гвоздь в макушку, соломенную рубашку и жаркий костер. Но думается, можно без этого обойтись… Да и дочку мне жалко.

— Ладно, — сдавленным голосом ответил Ильмо. — Я подумаю.

— Вот и думай побыстрее, — Антеро поднялся с лавки, показывая, что разговор окончен. — И лучше — подальше отсюда. Что надулся? Ты мне потом еще спасибо скажешь…

Ильмо, не прощаясь, вышел во двор. У ворот стояла Локка, опирась на палку. Охотник прошел мимо нее, стараясь не глядеть, чтобы с языка не сорвалось чего лишнего. Локка молча пропустила его мимо себя, не попыталась задержать и ничего ему не сказала. Ильмо подумал, что они с Антеро договорились, и, скорее всего, никто не стал бы сжигать его в соломе. А вот его уход устраивал всех.

— Вот вы как со мной! — прошипел он. — Родичи… Он обещал уйти, и уйдет. Но кто сказал, что он уйдет один?

Впереди уже виднелась изба Куйво. Ильмо обошел ее кругом и берегом реки вернулся к подворью Антеро с другой стороны, где частокол подпирал развесистую черемуху. Дерево наполовину засохло, навалилось на тын, колья разошлись в разные стороны. Антеро не осмелился срубить священное дерево, но заградил прореху иначе. Когда Ильмо взобрался по серому корявому стволу и спрыгнул вниз, из конуры у амбара сразу высунулась огромная песья голова. На незваного гостя двумя льдинками уставились тусклые глаза. Пес поднял морду, принюхиваясь.

— Эй, мохнатый, это ж я! — негромко окликнул его Ильмо. — Не узнаешь меня, волчья погибель?

Косматый пес зевнул во всю пасть и развернулся к Ильмо спиной. Ильмо прокрался дальше, к задней стенке дома. Где-то наверху скрипнула ставня.

— Ильмо! — раздался громкий шепот. — Никто не смотрит, залезай скорее!

Девичья горенка была разделена на две части пологом с красной и черной вышивкой. В одной жила Айникки, в другой, под слуховым окном, куда влез Ильмо, находился домашний алтарь, посвященный богам Небесных Полей. Он напоминал кукольный домик на тонких ножках, уставленный расписными глиняными фигурками. В воздухе сладко пахло дымом и цветочным воском.

Айникки еще не оделась — на ней не было ничего, кроме вышитой рубашки до пола, на груди лежала недоплетенная светло-рыжая коса. Щеки ее горели румянцем, на носу рассыпались веснушки, ясные серые глаза радостно глядели на Ильмо. Девушка схватила охотника за локти и зашептала, косясь на лестницу:

— Фу, насилу вырвалась! Батюшка, как тебя выпроводил, снова затеял разговор о том, какого завидного жениха он мне присмотрел в Заельниках. Что же ты им с Локкой так глупо попался?