— Ты так уверена?

— Конечно нет. — Голос ее стал глуше, словно она отошла от Кейси.

Неожиданно для себя я представил, как он стоит, прижимаясь спиной к стеклу балконной двери, и ее... вот она идет к перилам балкона, сжимает теплыми пальцами холодный металл и смотрит на залитую звездным светом равнину.

— Тогда, может быть, стоит подумать об этом сейчас?

— Нет, — ответила она. — Я знаю... я не хочу этого сейчас.

И снова изменился голос — это она повернулась и скова подошла к нему.

— Может быть, во мне живут тени прошлого? Может быть, дух первой Аманды поселился во мне и решает за меня даже самые простые житейские проблемы?

— Она выходила замуж три раза.

— Но мужья никогда не были в ее жизни главным. О, я знаю, она любила их. Я читала ее письма и воспоминания о ней ее детей. Но она принадлежала всем, а не только своим мужьям и детям. Неужели ты не понимаешь? Я знаю, что такое предназначение ждет меня.

Он молчал, и прошла долгая, томительная пауза, прежде чем снова раздался ее голос:

— Кейси, неужели это так важно?

Наверное, он хотел обратить все в шутку, только мне показалось, что слова даются ему с трудом.

— Так мне кажется, — медленнее, чем обычно, произнес он.

— Но ведь это случилось, когда мы были детьми. С тех пор мы выросли. Ты изменился. Изменилась и я.

— Да.

— Я не нужна тебе, Кейси, я не нужна тебе, — звучал мягкий женский голос. — Все и так любят тебя.

— Могу я поменять? — Опять его шутливый тон. — Всех на одну тебя?

— Не надо, Кейси!

— Ты просишь слишком многое. — Теперь голос его не казался шутливым, но не чувствовалось в нем даже тени упрека. — Пожалуй, мне будет легче просто перестать дышать...

И снова долгое молчание разделило их.

— Почему ты не хочешь понять, что у меня нет выбора? — сказала она. — Выбирать можешь ты, а у меня нет выбора. Мы оба — такие, как есть, и другими уже не будем никогда.

— Да, — согласился он.

На этот раз ее молчание длилось дольше. Они оба застыли, так и не сделав последнего шага друг к другу.

— Да, — наконец произнес он. И на этот раз получилось усталое и медленное «да». — Жизнь не стоит на месте, и все мы, нравится нам это или нет, движемся вместе с этой жизнью.

И только теперь она направилась к нему. Я слышал звуки легких шагов по бетонным плитам балкона.

— Ты переутомился, — сказала она. — Ты и Ян, вы оба переутомились. Пойди отдохни до утра. Все кажется другим при солнечном свете.

— И такое порой бывает. — Снова в его голосе появились шутливые нотки, но я понимал, чего это ему стоит. — Хотя сейчас я не могу поверить в чудодейственную силу этого лекарства...

Они ушли с балкона, а я остался сидеть в кресле, чувствуя, что сон оставил меня. Я сидел и уговаривал себя, что не мог встать, уйти и не слышать их разговора, так, чтобы не выдать своего присутствия. Их слух был так же обострен, как и мой, их ведь тоже учили быть бдительными. Я уговаривал себя и не мог избавиться от отвратительного чувства — я вмешался в чужую жизнь, я оказался там, где мне не следовало быть никогда.

А сейчас уже поздно что-либо изменить, и оставалось сидеть в своем кресле, и уговаривать самого себя, что ты не мог поступить иначе. А отвратительное чувство не исчезало, не внимало уговорам...