— Я готова, я сделаю все что угодно, я вас озолочу… — затараторила женщина.

— Да погоди ты обещать! Результата не будет ни завтра, ни через неделю, ни даже через месяц. Узнать, получилось или нет, мы сможем лишь тогда, когда твоя дочь станет обращаться из ребенка в женщину. Только когда придет ее первая кровь, ты узнаешь, получилось ли. Если придет. Но трудиться над этим тебе все равно придется каждый день и час, и это, возможно, сожжет тебя, если с той стороны твой противник окажется слишком силен и заметит раньше времени, что мы делаем. Ты меня понимаешь?

Посетительница горячо закивала и бросилась к цыганке в попытке обнять и поцеловать руки.

— Не смей! — змеей зашипела та, и женщина отшатнулась. — Никогда не касайся меня, не называй своего имени и имени ребенка, не рассказывай ни о ком из близких и никаких подробностей из жизни. Даже вскользь или случайно! Поняла?

— Поняла, — женщина кивала безостановочно, как заведенная.

— Ты ни разу не кормила это дитя? — уточнила цыганка.

— Нет, — передернулась женщина.

— Ясно. Но после сегодняшнего ритуала будешь. И ухаживать станешь только сама. Никаких нянек, бабок, посторонних. Даже мужу не давай! — мать кивала на каждое указание и жадно ловила слова. — Ко мне станешь ездить раз в неделю. И учти, что длиться это будет годы и может ничего не дать.

— Мне все равно. Я хочу попробовать!

— Ты могла бы просто забыть и родить другого ребенка, — цыганка изучающе смотрела на несчастную мать, словно оценивая, действительно ли та готова ко всему. — Не старуха ведь! Думаешь, ты первая, с кем такое случилось? С начала времен они берут наших детей.

— Кто они и куда берут?

— Наши предки звали их феями, фейри, трилле, нечистью, ночным народом, да сотнями имен во всех странах и народах, которые все равно не их. Только это ни о чем не говорит. Они просто порождения совершенно другого мира, о которых мы мало что знаем, хоть и живем бок о бок всегда. Их мир и жизнь — это магия и совершенно другие законы природы, морали и жизни.

Женщина смотрела на цыганку, явно веря и не веря сказанному.

— Но зачем им мой ребенок? Ее убьют? Принесут в жертву?

— Можно и жертвой это назвать. От нашего мира их. Не убьют точно. Но тебе лучше отныне привыкнуть это дитя считать своей дочерью или ничего у нас не выйдет.

Женщина пристально смотрела на малышку, необычайно тихо для ребенка такого возраста лежащую на столе. Глубоко вздохнув, она осторожно, словно боясь обжечься, взяла ее на руки.

— Хорошо. Я согласна. Даже если моя дочь не вернется, то пусть и им она не достанется! — сказала она, прижимая к плечу крошечную головку.

Годы спустя.

— Тебе еще не надоело, Коломина? — я вздрагиваю, услышав громкий голос Регины за спиной, и мгновенно смущаюсь, почти до удушья.

Резко отворачиваюсь от окна и, пряча глаза, пытаюсь быстро обойти сослуживицу, но она решительно заступает мне дорогу. И с каких это пор она так осмелела?

— Сколько тебе лет, Коломина? Ведь уже тридцатник есть точно, — насмешливо спрашивает она. — Так сколько еще будешь вести себя, как ученица средних классов? Хотя, сейчас, наверное, и они знают, как подкатить к приглянувшемуся пацану. Но только не ты, да?