Но за стеной прятался совсем другой город. Плотно сбившиеся невысокие дома с плоскими крышами, темные щели переулков, желтые каменные мостовые — и толпа, в которой совсем не было людей в европейском платье, а в разноголосом гомоне не звучало ни одного русского слова.

С внутренней стороны к стене лепились навесы, под которыми шла бойкая торговля: там продавали узорчатые ткани, глиняную и медную посуду, фрукты и орехи, сладости, табак, платки, халаты, специи.

Следуя указаниям чиновника, Фандорин свернул в среднюю из расходящихся улочек. Стены домов сдвинулись еще теснее, неба стало не видно, потому что на вторых этажах повсюду торчали деревянные застекленные терраски, а на протянутых между ними веревках сушилось тряпье.

— Третий п-поворот налево, затем второй направо, — бормотал Эраст Петрович. — Маса, не отставай. Потеряешься.

— Не может быть, чтобы здесь жили исключительно умные некрасивые женщины, — сказал японец, провожая взглядом каждую фигуру в парандже (женщин с открытыми лицами здесь не было, ни одной). — В природе такое невозможно. Нужно проверить.

Как странно, думал Фандорин. Восточный город, спрятанный внутри европейского. Будто идешь по закоулкам константинопольского Беязита. Ведь это Российская империя, это двадцатый век, а словно другой мир и другая эпоха. Возможно ли, чтобы Кузнецкий Мост и эта сказка Шахерезады существовали в пределах одного государства? И сам усмехнулся: что брать Кузнецкий Мост? Европа находилась гораздо ближе, в двухстах метрах отсюда — и ничего, как-то всё это уживается вместе.

— Я обязательно должен заглянуть под черную сетку, — всё переживал Маса. — И под халат, конечно. Вряд ли мы еще когда-нибудь попадем в Баку, эта тайна будет мучить меня.

Второй поворот направо после третьего поворота налево закончился тупиком: слепой стеной без окон и дверей. Пришлось повернуть обратно.

Повсюду — на тротуарах и приступках, на подоконниках, даже на крышах — сидели, лежали, гуляли кошки.

— Мы в кошачьем царстве, — сказал Маса, утирая вспотевший лоб. — Я предпочитаю собак. Но их здесь нет.

— У м-мусульман собака считается нечистым животным.

— Кто бы говорил о чистоте…

Японец зажал нос — они проходили, уже в который раз, мимо кучи гниющих отбросов. У Фандорина возникло подозрение, что это одна и та же помойка и что они вертятся по заколдованному кругу.

— Мы з-заблудились.

Он попытался спросить дорогу, но женщины молча шарахались от человека в европейском костюме; мужчины отворачивались и шли мимо.

— Такое ощущение, что здесь никто не знает по-русски! — развел руками Фандорин.

Маса, снисходительно наблюдавший за действиями господина, сказал:

— Есть язык, который понимают все. Возьмите веер, обмахните лицо. Оно у вас похоже на вареную свеклу.

Он встал посреди мостовой, поднял руку. В пальцах покачивалась рублевая бумажка.

Сразу же остановились двое прохожих: один в коричневом халате и чалме, с неестественно красной бородой; второй с большими усами, в драной черкеске и облезлой папахе.

— Мечечь Мухамэдо, Кичик-кара, — объявил Маса. И его отлично поняли!