Вздохнув, Маса разжал кулак, придерживая рукоять двумя пальцами. Понял, что сегодня ему не повезет. На риторический вопрос он не ответил.
— Что-нибудь важное? — спросил Фандорин.
— Мне так не показалось. — Дипломатичное пожатие плечами. — Если бы случилось что-нибудь важное, Симон-сан прислал бы телеграмму. Вы не хотите читать письмо, господин? Я могу пересказать его своими словами. А могу и не пересказывать. Письмо написано ради последней строчки — вам будет довольно прочесть только ее.
Он протянул конверт, Эраст Петрович, полагая, что рэнсю уже закончено, шагнул вперед.
Точный удар обжег ему спину и плечо.
— Ты что?! Мы ведь закончили!
— Мы заканчиваем, когда вы скажете «фусё», а вы этого не сказали, — засмеялся японец.
Он снова занес бич, и Фандорин быстро сказал:
— Всё, всё!
— О, как приятно побеждать! Бацу!
Это означало «штраф»: сорок четыре приседания, держа победителя на плечах.
Уговор есть уговор. Эраст Петрович сел на корточки, Маса зашел сзади, допятился до стены, лязгнул там чем-то и с торжествующим рыком запрыгнул на господина.
Поднимать плотно сбитого японца было тяжело. Штраф давался Фандорину с трудом. Он даже расстроился и пообещал себе как следует поработать с грузами. Ялтинское безделье не прошло даром.
— Уф, как же ты отъелся! — наконец не выдержал Эраст Петрович.
— Неправда, — с достоинством отвечал Маса. — Я мало ел. Не было аппетита. Очень переживал из-за нашей разлуки.
— Но ты стал тяжелее!
— Это потому что я держу вот это.
И слуга высунул из широкого рукава юкаты десятикилограммовый диск от штанги.
— Скотина, з-зачем ты это сделал? Я чуть не надорвался!
— Чтобы вы почувствовали, господин, как тяжело было мне из-за вашего недоверия. Почему вы не вызвали меня, когда у вас случилась неприятность? Я знаю: в Ярте что-то произошло. Иначе вы не задержались бы так надолго.
Утирая пот, Фандорин хмуро сказал:
— Ладно, давай письмо.
Верного помощника он не вызвал в Крым, потому что стыдно было выглядеть жалким болваном, которого обвели вокруг пальца.
Жена Эраста Петровича, знаменитая артистка, находилась в закавказском городе Баку, на съемках очередной картины. В конверте оказалось не письмо — открытка. На цветной, аляповато раскрашенной фотографии, которую Фандорин толком не разглядел, было запечатлено нечто огнедышащее. Кажется, извержение вулкана. О, эта вечная любовь к эффектности и драматичности!
Обычно такие карточки посылают без конверта — на то они и открытки, но супруга Эраста Петровича позволить себе такого не могла. С ее подписью открытку украли бы на почте, что уже случалось. Ясно было и почему она написала не на обычном листке: на карточке мало места, можно обойтись очень коротким посланием.
Скользящим, будто стремящимся поскорее убежать, но в то же время чрезвычайно изящным почерком на обороте черно-красной картинки было выведено:
«Ах, милый, милый, если б Вы только знали, как безумно я без Вас скучаю! Здесь невыносимая тоска — всё банкеты, приемы, пикники и прочая смертельно надоевшая рутина. Со съемками не ладится, их окончание всё откладывается и откладывается. Я предчувствую, что это будет либо моя самая лучшая, либо самая худшая роль. Ужасней всего, что здесь наступили инфернальные жары. Я телеграфировала в ателье Рубе, чтобы мне срочно сшили по имеющейся у них мерке тропический гардероб. Прошу Вас оплатить счет и как можно скорее выслать мне заказ.