Часть меня надеется, что это именно так. Но совесть говорит мне, что это неправда. По словам Люка и Фиби, это один из наших изъянов. В смысле биологических родителей вообще. Такое свойственно всем особям нашего вида. Они сказали, что мы не сумели справиться с теми темпами, которыми движется научный прогресс. Мы — существа, которые вот-вот преодолеют скорость света, способные делать вещи, которые наши предки не могли себе даже представить, и при этом мы не умеем справляться с ненавистью в душе. Мы — существа, которые решают свои проблемы, бросая камни друг в друга. Что я могу на это возразить? Я беру утренние газеты, читаю обо всех ужасах, которые творятся в мире… Разве могу я сказать своим детям — нет, вы не правы, теперь люди научились делать все по-другому?

Я ничего не писала в дневник уже очень давно. Не было ни настроения, ни желания. Не было желания вообще что-либо делать. Несколько лет я лечилась и теперь вроде бы немного окрепла. Может быть, я постепенно начинаю приходить в себя. Мы очень редко разговариваем об этом с Джоном, потому что приняли решение оставить прошлое в прошлом и жить только настоящим.

В детстве нас учат, что родители всегда правы, что мы должны учиться у них, а когда придет время, передать это знание своим собственным детям. И когда понимаешь, что мир изменился, что он совсем не тот, каким ты его себе представлял, становится страшно.

Никто не знает, что ждет его в будущем. Наверное, если бы мы знали, то непременно сошли бы с ума. А чтобы сбежать от реальности, у нас есть сны. Мечты, которые мы держим глубоко в своем сердце. В моих снах Галлей жив и здоров, он подрастает, и мы с Джоном счастливы. Втроем мы ездим в отпуск, ходим в парки с аттракционами и в музеи, носимся друг за другом по берегу океана, дурачимся, возимся на мягком белом песке. А потом я просыпаюсь.

Иногда моя память бывает добра ко мне, и камень, который я бросила в доктора Детторе, тоже кажется мне сном. Но это бывает редко. Обычно я помню об этом каждый час и каждую минуту, живу с этим воспоминанием. На ночь я принимаю снотворное, и иногда таблетки — мои друзья, они позволяют мне уснуть. А если они мои настоящие друзья, то они позволяют мне проспать всю ночь без сновидений.

Очень редко случаются дни, когда я просыпаюсь со свежими силами. Тогда мне кажется, что мне есть на что надеяться, что у нас есть какое-то будущее. Я точно знаю, что такое счастье. Это когда ты открываешь утром глаза и хочешь выйти навстречу новому дню, навстречу будущему, а не заползти в угол, пытаясь спрятаться от прошлого.

Иногда я набираю в Google «доктор Детторе» или «Люк и Фиби Клаэссон», но никакой новой информации в Интернете нет. Для всего мира доктор Детторе погиб в авиакатастрофе, и точка. То место, где мы побывали, остров где-то в Южном полушарии, по-прежнему остается тайным. После нашего возвращения Джон много месяцев сидел над картами Google, пытаясь вычислить его, но ему это так и не удалось.

Полиция тоже пыталась это сделать, но и они потерпели неудачу. Правду сказать, мы не очень-то им помогли. Мы так и не сказали, что Детторе на самом деле жив. Мы подумали, что если об этом хоть кто-нибудь узнает, то рано или поздно какие-нибудь фанатики выследят его и тогда все жители острова окажутся в опасности. Несмотря ни на что, мы с Джоном любим своих детей. Мы их родители и будем любить их всегда. Я все время думаю о них. О том, как они живут, как себя чувствуют. И еще меня не отпускает один страх — если с ними что-нибудь случится, скорее всего, мы об этом никогда не узнаем…