— Как же этот комитет называется — «Полицейская практика свободного общества: грядущее десятилетие»? Или «Полицейская практика в свободном обществе: грядущее десятилетие»? Кажется, вы потратили все первое заседание, решая, включать ли в название этот маленький предлог? Как это типично! Вы рассматриваете не только полицейскую практику, но и ее техническое обеспечение, не так ли? Не слишком ли обширную задачу вы себе поставили? Из-за этого в комитет вошло больше членов, чем принято считать эффективным, так ведь? Разве изначальная идея не сводилась к тому, чтобы еще раз взглянуть на применение научных и технических достижений в полицейской практике? Похоже, комитет расширил рамки своей компетенции.

— Трудность состоит в том, — заметил Дэлглиш, — что работу полиции трудно отделить от ее технического обеспечения, особенно когда дело касается практики.

— О, я знаю, знаю. И вполне учитываю это, мой дорогой коммандер. Взять, к примеру, это предложение отслеживать интенсивность движения на автомагистралях. Это, конечно, можно сделать. Вопрос в том, нужно ли? То же самое со слежкой. Разве можно изучать передовые научные методы в отрыве от этики их реального применения? Вот в чем вопрос-то, мой дорогой коммандер. И вы это знаете, мы все это знаем. А посему, можем ли мы и дальше опираться на общепринятую доктрину, что решение вопроса о распределении ресурсов является прерогативой главного констебля?

— Надеюсь, вы не собираетесь высказать крамольную мысль, что нам следует иметь национальную полицию? — вставил Бероун. Он говорил без видимого интереса, его взгляд был устремлен вперед. Похоже, он думал: раз уж этот зануда вклинился в наш разговор, давайте подкинем ему предсказуемый сюжет и выслушаем его предсказуемое мнение.

— Нет, — охотно подхватил Мейплтон. — Но возможно, было бы лучше иметь таковую по доброй воле и осознанно, а не в явочном порядке. Де-юре, министр, а не де-факто. Что ж, вам будет чем заняться, коммандер; учитывая ваше участие в рабочей группе, скучно вам не покажется. — Он произнес это с легкой завистью. У Дэлглиша закралось подозрение, что Мейплтон сам хотел бы стать членом рабочей группы. — Полагаю, в этом и состоит привлекательность работы для такого человека, как вы, — добавил Мейплтон.

Интересно, для какого такого человека? — подумал Дэлглиш. Поэта, который больше не пишет стихи? Любовника, который техникой заменяет искреннюю привязанность? Полицейского, разочаровавшегося в полицейской службе? Вряд ли Мейплтон хотел его обидеть. Просто этот человек был столь же глух к языку, как и к людям.

— Никогда не задумывался о том, в чем состоит привлекательность моей работы, — ответил он. — Если не считать того, что она не скучная и оставляет возможность для личной жизни.

— В этой работе меньше лицемерия, чем в большинстве других, — с неожиданной горечью сказал Бероун. — От политика требуется выслушивать ложь, излагать ложь, закрывать глаза на ложь. Остается лишь надеяться, что мы в нее не поверим.

Не столько сами слова, сколько тон, каким они были произнесены, смутил Мейплтона. Но он решил отнестись к высказыванию Бероуна как к шутке и захихикал. Потом повернулся к Дэлглишу: