Лаврик вдруг сильно ткнул Мазура кулаком в бок и с исказившимся лицом показал вниз. Мазур приник к иллюминатору. Рядом грязно и затейливо выругался лейтенант Бернадотт, и один из его солдат прямо-таки оскалился, сжимая цевье автомата…
Кажется, сбылись худшие предчувствия…
Мазур смотрел на лагерь с высоты метров пятнадцати — и не узнавал его. Потому что лагеря, собственно, больше не было: все четыре машины сожжены, стоят на ободах нелепыми закопченными коробками, на месте палаток черные проплешины выжженной травы, все остальное разгромлено напрочь и старательно: бак душа повален, деревянные опоры сожжены, как и стол с лавками под навесом, даже печь разломана. Ни одного трупа, правда, не видно, а это внушает некоторые надежды… Стоп, это еще что там такое?
Рядом с разгромленным лагерем протянулся почти безукоризненно ровный ряд каких-то странных предметов, больше всего напоминавших небольшие мешки на вбитых в землю кольях. Три… семь… двенадцать…
Хлопнув пилота по плечу, Мазур левой рукой, растопыренной ладонью покачал сверху вниз, а правой помахал перед лицом, опять-таки растопырив пятерню. Пилот понятливо кивнул и медленно опустил машину до пяти метров, совсем рядом со странной шеренгой кольев. Охнул, повернул к Мазуру посеревшее лицо — что у негров соответствует бледности — сделал такое движение, словно собирался блевануть прямо на приборную доску, мальчишка…
Они все увидели, что это…
Пилот (переводя на мерки белых людей, бледный, как стена), истуканом застыл в кресле, вертолет качнуло вправо-влево, он клюнул носом…
Ситуацию выправлять следовало моментально. Что Мазур и сделал — залепил пилоту такой подзатыльник, что тот форменным образом взвыл, но, как и следовало ожидать, в руки себя взял. Во всю глотку обложив его затейливым русским матом (плевать, что не знает по-русски ни словечка, главное тут — интонация), рявкнул: — Садись, мать твою!
Пилот машинально закивал, как китайский болванчик, что-то сделал. Посадка получилась жесткая, так что все чувствительно хряпнулись задницами о жесткие кресла — хорошо еще, колеса, похоже, не подломил, Икар сраный…
Мазур откатил в сторону дверцу, выпрыгнул первым и медленно пошел туда. Автомат он держал за спиной и кобуру не расстегивал — они хорошо рассмотрели, подлетая, что в окрестностях нет ни единой живой души.
Подойдя почти вплотную, он остановился. Видел краем глаза, как лейтенант Бернадотт несколько раз перекрестился на католический манер, бормоча что-то, слышал, как оба солдата громко изрыгнули что-то, что могло оказаться исключительно грязной матерщиной. Один Лаврик промолчал.
Вот они, все двенадцать. Двенадцать отрубленных голов, надежно насаженных на старательно вбитые в землю колья. Четверо геологов, капрал и три его солдата, четверо чернокожих подсобников. Экспедиция в полном составе, все до одного…
Над ними с зудением кружили тучи крупных мух, и с этим ничего нельзя было поделать. Как всегда бывало в подобных случаях, у Мазура не было ни эмоций, ни малейших чувств. Он работал — отстраненно и внимательно изучая отрубленные головы, пытаясь с ходу взять всю информацию, какую только возможно.