Из поколения в поколение (и, в частности, после 1918 г. и после 1935 г. уже в новой сухопутной армии) в процессе практической учебы велась систематическая работа по усовершенствованию и внедрению описанных принципов управления войсками в их гармоничном взаимодействии друг с другом. Эта работа принесла свои плоды в кампаниях 1939 и 1940 гг., а также в операциях 1941 г. на Балканах и в Северной Африке. Она же явилась одной из предпосылок того, что сухопутная армия смогла начать свой роковой поход против Советского Союза, имея недосягаемый для того времени уровень боевого мастерства, обладая большим опытом и уверенностью в своих силах. Ее руководство также с уверенностью начало эту войну, несмотря на то, что противник имел огромное численное превосходство".

(Насчёт огромного численного превосходства — это немцы себе льстят, чтобы как-то оправдать своё итоговое поражение от войск Красной Армии. Причём, немецкие генералы в этих попытках оправдаться, уже не замечают, что выставляют себя, генералов, идиотами, которые, нападая на СССР, оказывается, не знали, что численность Советского Союза 190 млн. человек, что зимой в России холодно, осенью и весной слякотно, летом пыльно, а на Кавказе есть горы. Почитаешь их мемуары, и выясняется, что обо всём этом немецкие генералы узнали уже после того, как напали на Советский Союз).

Но куда денешься от фактов — ведь немцы все же нанесли нам тяжелейшие потери и, утверждаю, в первую очередь потому, что их средний офицер был лучше нашего, а лучше он был в первую очередь потому, что его лучше учили и готовили. Сравните: немцы учили своих офицеров «избегать всякого сковывающего схематизма», а русская Академия Генштаба, по словам генерала Мартынова, «вместо практических деятелей …воспитывает доктринеров». Немцы сто лет воспитывали в своих офицерах «самостоятельность мышления и действия», а у нас «инициатива безжалостно подавляется в академии».

Я писал, что многие века немцы были хотя и честными, но все же космополитами безродными — служили тому, кто больше заплатит. Пруссия начала поднимать на свои знамена патриотизм, и ее армия уже многого достигла в войнах с Австрией и Францией во второй половине 19-го века, а вся Германия — в Первую мировую. Немцы и так уже были патриотами, но особенно усилил эту немецкую черту национал-социализм. Мерзкое, конечно, явление, но еще более мерзким является подход к нему нынешних массовых историков и пропагандистов. Национал-социализм замалчивается, а ведь его нужно изучать и «не выплескивать с водой и ребенка. Мерзким в нацизме является расизм, но идеи социализма тут при чем? Чем плох немецкий символ веры тех времен — «общее благо выше личных интересов»? Чем плохо — «думать не о себе, а о целом, о нации, о государстве»? Организм, который плюнет в Гитлера за слова «мы не желаем другого бога, кроме Германии», не нужен ни в каком государстве и, особенно, в таком государстве, как Израиль.

Когда я расследовал «Катынское дело», то натолкнулся на отрывки из книги польского офицера Ромуальда Святека. Святек просидел у нас в лагерях 20 лет и вспоминает эпизод, в котором меня впечатлила не катынская тема, а суждения немецкого офицера о том, кто такой офицер. Я много читал разных патриотических высказываний, но еще не встречал такого краткого и точного (выделено мною):