«Боже ты мой! – воскликнула она про себя. – Что же это такое?»
Спустя мгновение Гудрун уже твердо решила: «Я обязана узнать этого человека поближе». Ее снедало желание увидеть его вновь, она чувствовала гнетущую тоску, ей было совершенно небходимо еще раз увидеть его, удостовериться, что она не ошиблась, что она не заблуждается, что она действительно ощутила это странное всепоглощающее чувство, что в глубине души она поняла, кто он такой, уловила исходящую от него силу. «Неужели мы действительно уготованы друг для друга, неужели и правда существует этот холодный бледно-золотистый свет, который окутывает только меня и его?» – спрашивала она себя. Она не доверяла своим чувствам, ей казалось, будто она находится в каком-то полусне и едва сознавала, что происходит вокруг.
Прибыли подружки невесты, а жениха все еще не было.
Урсула спрашивала себя, неужели во время приготовлений что-то было упущено и может ли венчание расстроиться. Она волновалась так, словно все зависело от нее. Появились подружки невесты. Урсула наблюдала, как они поднимаются вверх по лестнице. С одной из них – высокой, неторопливой, полной неспешной грации женщиной с густыми светлыми волосами и вытянутым бледным лицом – она была знакома. Это была Гермиона Роддис, приятельница семейства Кричей. Она шла по дорожке, подняв подбородок. Огромная светло-желтая бархатная шляпа, на которой колыхались черные и серые страусовые перья, почти полностью скрывала ее лицо. Она плыла вперед, словно в полудреме, обратив свое вытянутое напудренное лицо кверху, чтобы не видеть окружающего мира. Это была состоятельная женщина. На ней было платье из тонкого шелковистого бледно-желтого бархата, а в руках она сжимала букетик розовых цикламенов. Ноги облекали коричневато-серые туфли и чулки в тон перьям на шляпе. Волосы были уложены в тяжелую прическу. Она плыла вперед, совершенно удивительным образом не двигая бедрами, из-за чего ее движения выглядели неестественно – точно ей совсем не хотелось идти вперед. В этом сочетании бледно-желтого и коричневато-розового она выглядела эффектно и вместе с тем мрачно, отталкивающе. Когда она проходила мимо, восхищенные и заинтересованные зеваки умолкали, и язвительные слова, готовые слететь с языка, замирали на губах. Ее бледное вытянутое лицо, обращенное, словно у женщин на картинах Россетти, к небу, казалось одурманенным, точно в темных уголках ее души кишели странные мысли и ей не было от них спасения.
Урсула зачарованно наблюдала за ней. Она была с ней немного знакома. Гермиона слыла самой выдающейся женщиной среди всех жительниц «сердца Англии». Ее отец был дербиширским баронетом старой закалки, она же являлась женщиной новой формации – жила интеллектуальной жизнью и несла на своих плечах тяжелый, требующий больших душевных сил груз самосознания. Она горячо интересовалась реформами, ее сердце было отдано общественным проблемам. Но у этой женщины должен был быть мужчина. Она могла существовать только в мужском мире.
Умственные и душевные качества позволили Гермионе завязать тесные отношения различного свойства со многими выдающимися мужчинами. Из них Урсула знала только Руперта Биркина, одного из школьных инспекторов графства. Гудрун же встречала в Лондоне и других. Вращаясь вместе с друзьями-художниками в различных слоях общества, она завела знакомства со многими богатыми и знаменитыми его представителями. Судьба дважды сводила ее с Гермионой, но симпатии между ними не возникло. Будет очень необычно встретиться с ней здесь, в самом центре страны, где их общественное положение было столь разным, после того как они на равных общались в гостиных бесчисленных городских знакомых. Ведь Гудрун добилась успеха в обществе и водила дружбу с праздными аристократами, проявляющими интерес к искусствам.