Две пары МИ-24 плавно развернулись и стали поливать место спаренными авиационными пушками. Тучи серой пыли, поднятые заколдованными НУРСами[9], засверкали частыми бело-голубыми вспышками.

– Мертвы, – прошептал из внутреннего кармана куртки полоз.

– Помог бы, чем просто факты констатировать, – зло выдавил из себя я.

– Я помогал, – невозмутимо прошипел змей.

– Чем?

– Не давал поднять новых мертвецов.

– Спасибо, – осознав суть сказанного, ответил я.

Снова зашипела рация.

– Цель ликвидирована. Повторяю, цель ликвидирована, – услышал я голос Александры. – Активность отсутствует. Биополя погашены до нуля.

Сзади подошел Белкин. Он проводил взглядом улетающие вертушки и только потом заговорил:

– Его ждали, встречали.

– Я уже понял.

– Кто-то собирает всех отморозков под свое крыло.

– Да, наверное, – ответил я и добавил: – Я уже видел похожих тварей.

– Зомби?

– Нет. Черных. Недавно, когда со свалки возвращались, и в лагере, когда теракт был.

– Думаешь, причастны те же сущности?

– Уверен.

– Хрено-о-ово, – протянул Белкин.

– Поживем – увидим, – ответил я, глядя на перепаханную снарядами лесополосу.

Другие заклинания все же развивать надо, а то этих действительно маловато.

– Я не хочу больше, – проговорила Анна, сидя на краю кровати с поникшим взглядом.

– Ты о чем? – спросил я, застегивая рубашку.

– Не хочу быть в боевой группе, – ответила она, взяв с прикроватного столика зарядник для телефона, где стояла ваза с огромным букетом пышных хризантем.

Она любила эти цветы, и я сразу после боя купил. Не обделил и других девушек, вручив розы. Когда и Кузнецов пришел с букетами и большими наборами суши, то обычно собранная и ершистая Александра разревелась, заявив, что ей никогда еще не дарили цветы.

Целительница стала скручивать провод медленными движениями, глядя в какую-то точку перед собой.

– Я не воительница, я просто женщина. Я не хочу бегать по непонятным местам и потом выливать из галош кровь вперемешку с грязью.

– Уходишь?

– Да. Я созвонилась с людьми. Мне предложили место в санатории. Буду всяких пенсионеров в чувство приводить. И берегини рядом.

– Ты так сильно их любишь?

– При чем тут любовь, – начала Анна, оторвав взгляд от пола. – Они не люди, это понятно, но с ними легко. Они не лгут просто так, не хвастаются тряпками, не ругают других, не отбивают друг у друга мужчин. Все просто и ясно. Если могут помочь – обязательно помогут. Если нет, то так и скажут, объяснив почему. Нет этих криков о превосходстве, фальшивых заверений в дружбе. Они просто…

Аня замолчала, подбирая нужные слова.

– Они лучше нас.

– У нас тоже нет фальшивых, – тихо возразил я.

– Я знаю, поэтому никого не гоню из своего дома. Ни тебя, ни этих упертых как бараны Кузнецова и Фотиди, ни беспардонную Белкину, ни мрачную пессимистку из мира мертвых. Вы все настоящие. Даже домовой и кошатина. Я просто не создана для беготни по бездорожью.

В дверь без стука вошла упомянутая Белкина.

– Упадническим настроением на километр веет, – заговорила она с порога. – Но суицидом не пахнет, значит, либо нужно пить коньяк, либо менять работу. Ты что выбрала?