Элит потянулась. Вставать, пожалуй, было еще рано, да и незачем. Сэт, очень утомленный за последние дни и не совсем еще поправившийся, спал рядом, вытянувшись на спине. В спальне же так хорошо!.. Давнишняя мечта о белой полированной мебели с бледно-голубым шелком, наконец, превратилась в действительность. По шелку золотистые цветы, разлапистые, громадные, очаровательные! Сам Морфей не придумал бы более покойной, усыпчивой и поэтической кровати… А шкаф, наполненный платьями? А эти журналы, синие, розовые, желтые, в журналах же Сэт, Элит, элитерий — элитерий, Сэт, Элит, Элит Томмервиль!..
— Господи, до чего хорошо жить на свете!..
Сэт шумно вздохнул, пробормотал что-то и открыл глаза. И привычкой, выработанной долгим путешествием, когда приходилось ловить шумы и шорохи леса даже во сне, чтобы быть всегда готовым к отпору, сразу перешел от сна в явь и приподнялся на кровати.
— С добрым утром, Сэт, милый!
В дверь постучали — так всегда костяшкой безымянного пальца стучала в дверь по утрам старая Нина, служанка, вынянчившая Элит.
И, по разрешении войти, внесла на подносе утренний кофе и кучу писем — с каждым днем их становилось все больше и больше, сегодня они совсем загнали в угол подноса две чашки и плетенку с бисквитами.
— Там какой-то старик желает видеть господина Сэта. Сидит в приемной, говорит, что не уйдет, пока вы не выйдете.
Сэт поморщился. Беседа с каким-то стариком, не имеющим даже визитной карточки, не входила в его планы — хотелось выпить кофе, пробежать газеты, уложить несколько кирпичей на стены возводимого каждое утро вместе с Элит воздушного замка.
— Передайте этому старику, Нина, что я сейчас занят, пусть мне позвонит после.
Нина вернулась через несколько минут.
— Он сказал, что у него телефона нет и что он — это его слова — должен вам сказать нечто, что заставит вас бросить все остальные дела.
Это звучало, как приказ. И недоумевая, заинтересованный, Сэт оделся и пошел в приемную.
В широком кресле важно и неподвижно сидел маленький, заросший волосами старик. И когда Сэт подошел к нему, он не тронулся с места. Остановившись в трех шагах от кресла, Сэт в недоумении пожал плечами — до того был неподвижен старик. Только глаза его над тяжелыми мешками с живым любопытством и, казалось, с насмешкой смотрели на него снизу.
— С кем имею честь? — начиная сердиться, спросил Сэт.
Старик не отвечал. В глазах его запрыгали веселые искры и сквозь чашу усов прорвался, обнажая бледные десны, беззвучный смех. А затем, сотрясая маленькое тельце, этот смех выкатился наружу коротенькими всхлипывающими звуками — старик хохотал, жмуря глаза от набегающих слез безудержного, детского смеха.
Сэт подошел к стенному звонку.
— Я позвоню, — сказал он, — чтобы вам, во-первых, дали воды, а во-вторых, убрали. Приходите тогда, когда научитесь человеческой речи.
Старик умолк и покачал головой. И уже без тени улыбки, с еле уловимым оттенком сострадания, тихо, почти шепотом, произнес:
— Ай да Сэт Томмервиль… Ай да знаменитый палеонтолог, открывший элитерия…
И, помолчав, добавил:
— Как вы это сделали?