Сюзанна молчала. Ее руки побелели от стягивающих запястья веревок. Верхняя часть тела, со следами высохшего пота, испещренная глубокими бороздами и более или менее заметными пятнами, вопияла о ее страданиях. Снова разразившись слезами, я склонился над ней. Мои пальцы, руки, ноги, все мое тело сотрясалось от холода, страха, вселенской скорби. Я уцепился за край стола и, собрав все свои силы, превозмогая собственную боль, сорвал с нее путы. Пусть это движение, это мгновение останется в моей памяти до самой смерти…

Ее нижняя губа шевельнулась, и беззвучный крик вырвался из горла. Она стала завывать и с такой силой судорожно двигать запястьями и лодыжками, что веревка прорезала ей кожу. Мышцы ее точеных ног задрожали, все тело задергалось, словно под действием электрического тока. И ее крики разнеслись высоко, высоко в наступающей ночи…

— Дорогая! Дорогая моя! Сюзанна!

Внезапно что-то заставило ее умолкнуть. Мой голос. Она узнала мой голос. Голос своего мужа. Голос человека, пришедшего к ней с любовью, с поддержкой, а не с оскорблениями и ударами. Через мгновение ее взгляд встретился с моим. Я прочел в них воспоминание о нашей встрече, наших счастливых днях, нашей совместной борьбе. Я уловил в них непостижимое чувство матери к своему ребенку…

— Дорогая! Дорогая! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Я до хрипа повторял эти слова, прижавшись губами к ее уху, гладил ее по волосам, по животу… О этот живот! Мой ребенок! Наш ребенок! И я прижал ее к себе…

Мелкие пузырьки пены стекли с ее губ, расширенные зрачки уставились в потолок…

— Сюзанна! Останься со мной! Прошу тебя! Сюзанна! Не оставляй меня!

С огромным трудом мне удалось развязать ей руки. Наконец я снял путы с ее щиколоток, и моя жена свернулась калачиком в углу стола. Волосы попали ей в рот, в глаза, почти полностью закрыли лицо. Во влажном воздухе отвратительно запахло мочой, у ее ног разлилась лужица. Ее живот, ягодицы, прижатые к груди ноги пришли в движение. И вся она как-то раскачивалась, раскачивалась, раскачивалась…

Я знал, что она может вернуться ко мне, что где-то в непримиримой механике ее сознания остается дверка, открытая к свету…

Я протянул к ней руки, но в этот момент меня окликнул какой-то голос. Измененный голос. Один из тех, которые я уже слышал по телефону.

— Добро пожаловать, Франк! — Тома Серпетти целился в меня из старого кольта, который, похоже, был еще во вполне боеспособном состоянии. Он появился из скрытого ковром люка и теперь стоял на верхних ступеньках лестницы. Прежде чем невыносимо злобно улыбнуться мне, он положил на пол изменяющее голос устройство. — Я должен был это видеть, Франк! Встреча с женой после полугода разлуки! Ты заметил, как я хорошо о ней заботился?

Он произвел кольтом движение, заставившее меня бросить только что подобранную палку. Я повиновался и поднял руки. Сюзанна вздрогнула, повела пустым взглядом и снова принялась раскачиваться, как деревянная лошадка, склонив голову между колен, к животу.

— Боже мой, Тома! Что ты с ней сделал?

— Твоя жена превратилась в молоток. Через четыре месяца, просто так, без всяких причин. В один прекрасный день. Я мог бы от нее избавиться, это сильно облегчило бы мне жизнь… Но я предпочел идти до конца ради игры… Ради славы, ради денег… Ради приза… переходящего приза от тебя — ко мне…