Алиса прикрыла рот ладонью, чтобы не засмеяться. Ведь она ушла за грибами.

— Хорошо, мама, — говорил Пашка, — обязательно, мама, все будет хорошо, мама.

Он отключил экран и вернулся к друзьям несколько смущенный, потому что они все слышали.

— Понимаете, — сказал он, — с пожилыми людьми очень трудно. Они остались далеко в прошлом…

— Твоей пожилой маме уже, наверное, тридцать лет, — съязвила Алиса, делая вид, что сочувствует Пашке.

— Тридцать три, — уточнил Пашка. — Между нами пропасть.

— Ну что же,- сказал Аркаша,- пошли, а? А то я так сегодня и не уменьшусь.

Но только они сделали несколько шагов к кабине, как снова зазвенел видеофон. На этот раз к аппарату подбежал Аркаша:

— Алиса, это тебя!

— Ну вот, — сказал Пашка. — Кто-то надо мной смеялся? Теперь и я посмеюсь.

На экране видеофона виднелось большеглазое треугольное лицо симферопольской бабушки.

— Алисочка! — сказала бабушка встревоженным голосом. — Кто тебя окружает?

— Меня? Никто.

— Кто подходил к видеофону? Он совершенно голый, как дикий индеец!

— Это мой друг Аркаша. Он собрался в лес…

— В лес? В таком виде?

— Скажи, что я купаться пошел! — зашипел Аркаша.

— Он купаться собрался, — сказала Алиса. — А почему ты звонишь?

— Случилось нечто ужасное, — сказала бабушка.

— Что еще? С кем?

— С тобой. Ты забыла пирожки с капустой.

— Всего-то?

— Я их пекла со вчерашнего дня. Чувствую, что у меня никогда больше не получатся такие пирожки.

— Ничего, я специально прилечу к тебе в Симферополь, когда ты их будешь печь.

— Нет! Я сейчас же лечу к тебе. Скажи, какой номер у вашей дачи или встреть меня на флаерной станции.

Пока ее друзья корчились у веранды от хохота, Алиса умоляла симферопольскую бабушку не прилетать, потому что пожилому человеку уже поздно летать на флаере — в Москве бабушки вообще не летают на флаерах позже шести вечера. К тому же у Аркашиной дачи нет номера, а сама Алиса только что объелась пирогами, которые привез Пашка…

Наконец смертельно обиженная бабушка, не прощаясь, отключила аппарат, а Алиса сказала:

— Перестаньте хохотать. Ничего смешного я не вижу.

И когда Пашка с Аркашей пришли в себя, она добавила:

— Сегодняшний день можно занести в мою личную книжку рекордов Гиннесса — мне еще в жизни не приходилось столько врать и выслушивать столько же неправды.

— Цель оправдывает средства, — сказал Пашка. — Если бы ты сказала бабушке правду, что Аркаша через десять минут станет ростом с оловянного солдатика, а ты готовишься через неделю последовать его примеру и пожить немного на равных среди муравьев и кузнечиков, она прискакала бы сюда на боевом коне в сопровождении всей твоей семьи…

— Это я понимаю… но врать плохо.

— Очень плохо, — сказал Аркаша. — Я замерз. Пошли же, наконец!

У кабины все попрощались.

Затем Аркаша открыл люк и залез внутрь.

— К полету готов? — спросил Пашка.

— К полету готов!

— Задраить люки! — приказал Пашка, который изображал из себя руководителя полета.

— Есть задраить люки! — сказал Аркаша.

Он закрыл изнутри люк, и кабина сразу стала безмолвной, чужой, неживой как камень.

— А сколько ждать? — спросил Пашка.