— Таким образом, что же мы имеем? — спросил руководитель аналитического управления администрации, доктор философии, защитивший диссертацию в тридцать пять лет — в те годы, когда практического смысла в этом было не больше, чем в коллекционировании бабочек. — Некие гении изобрели устройство, дающее реальную возможность абсолютной власти над миром, — слово «абсолютной» он по профессорской привычке отчётливо выделил интонацией. — И вместо того чтобы использовать его так, как предпочло бы девяносто процентов «разумных людей», они начали с попытки заставить тебя «должным образом исполнять свои обязанности»? Нонсенс!

— А себя ты относишь к девяноста процентам или?.. — спросил Президент. Ему вдруг стало удивительно легко на душе. Будто бы вот, как в те времена, когда приходилось подрабатывать на станции разгрузкой вагонов: сбросил очередной мешок, и можно посидеть, перекурить в тени пакгауза.

— О присутствующих пока не будем, — возразил Философ. — Мы говорим о наиболее общих законах…

— Бытия и мышления, — продолжил Журналист. Удобно вытянулся в кресле, повертел перед глазами пузатым бокалом с ароматным, медового оттенка хересом. — Генерал Корнилов, помнится, вопреки этим самым законам отправился в ледяную степь с винтовкой и вещмешком сухарей и патронов. Россию спасать. А мог бы и чем попроще заняться…

— Твои взгляды мы знаем, но сейчас несколько другой момент…

— Брэк, — пресёк готовый затеяться спор Президент. — Хоть и брэйнсторминг[32] у нас, но не до такой же степени. Продолжай, — предложил он Философу.

— Чего тут особенно продолжать? Если девяносто процентов людей немедленно занялись бы личным обогащением, а не… То априори можно считать, что вероятность, будто твои «Александр» и «Сильвия» руководствуются «возвышенной идеей», в любом случае не может превышать десяти процентов.

— Вероятность того, что средний выпускник очень средней школы понял всё, чему его учили, а тем более умеет применять полученные знания на практике, тоже не превышает десяти процентов, — то ли согласился, то ли возразил Юрист, исполнявший при Президенте роль «адвоката дьявола», то есть рассматривавший проект любого документа, готовящегося в президентской администрации с точки зрения — в чём его возможный вред, отнюдь не польза.

— Значит, ты считаешь, что этим «персонам» следует верить?

— Не имею достаточных оснований. Послушаем, что наш «товарищ крот» скажет.

Эти слова относились к самому молодому из всех, работавшему на малозаметной, хотя и генеральской должности, но позволявшей быть в курсе всех, даже сверхсекретных, документов, проходивших через внешние и внутренние компьютерные сети МГБ, МВД и ряда учреждений подобного типа.

— Во всём, что касается моей сферы ответственности — верить стоит почти безусловно. Я внимательно слушал и вспоминал. Очень многие ранее непонятные факты теперь выстраиваются оригинальным, удивительно непротиворечивым образом. В том числе касающиеся так называемой «Чёрной метки».

— Что же ты раньше мне не говорил? — с долей обиды в голосе спросил Президент.

— А о чём? Мало ли легенд, слухов, намёков всегда ходит в наших