«Ногти… о господи…»
Громадная крышка была прислонена к гробу ребром. Рядом – сверток с гвоздями и огромный молоток.
Все было приготовлено.
(Давай, ложись, Белоснежка!)
– Нет, – забормотала Светлана, испуганно мотая головой. Ее начало трясти. – Нет, нет, все закончилось…
Спотыкаясь и падая, она заспешила назад.
Ей вдруг захотелось обо всем рассказать Никите.
Прямо сейчас.
Ведь он наконец-то взрослый, и ему можно поведать о том, что здесь произошло восемь лет назад!
Тревога, стремительно растущая где-то глубоко внутри, окончательно проснулась и теперь верещала, распуская свои когтистые, как у рептилии, лапы.
– Никита! – закричала она, перейдя на бег. Вот мелькнул край площадки… Вот она уже почти на месте… – Никита!!!
Новый раскат грома взорвал небо, которое ледяным скальпелем располосовала молния.
Светлана остолбенела.
Потерла глаза.
Нет.
Нет, ей все мерещится!
Вместо Никиты перед ней, слегка раскачиваясь под порывами ветра, стоял гном. Крестообразное пугало с засушенной человеческой головой на верхушке. Колпак и тряпки, закостеневшие от грязи, колыхались, как живые, глаза-шарики равнодушно таращились на оцепеневшую женщину.
Неожиданно шарики засветились голубоватым светом.
– Мама, – прошамкал уродец, и Светлану захлестнула багровая волна.
Крик застрял в пересохшей глотке рыболовным крючком. Она глупо хлопала глазами, усиленно стараясь понять, где находится.
Тьма.
Непроницаемо-обволакивающая тьма, бездонная, удушливая и тесная.
Как гроб.
«Я в гробу?!»
Она заелозила, чувствуя под собой что-то наподобие постели.
Значит, она на кровати?
Одновременно до Светланы внезапно дошло, что ее правая рука чем-то пристегнута. Слышалось тихое бряцанье стали, и этот звук вызвал у нее приступ лихорадочной паники.
«Я прикована?!»
– Помогите! – закричала она, яростно дергая рукой. – Кто-нибудь! На помощь!!
Распахнулась дверь, вспыхнул ярко-желтый свет.
Светлана умолкла. Испуганно моргая, она ошарашенно уставилась на грузного полицейского. У него было багровое лицо с дряблыми щеками и злые поросячьи глазки, втиснутые в рыхлую кожу, словно пуговицы в тесто.
– Че надо? – процедил он. – Че орешь, курва?! Ссать хочешь?
– Я… – Светлана запнулась. Ее взор сместился на правую руку, запястье которой было опоясано наручниками. Другое кольцо «браслетов» было пристегнуто к боковой стойке каталки, на которой лежала Светлана.
– Еще раз заорешь, скажу врачу тебе клизму сделать, – раздраженно пообещал полицейский.
– Подождите! – взмолилась она. – Почему меня приковали?! Вы нашли его?! Вячесла…
– Спокойной ночи, – буркнул тот, не дав Светлане договорить. Старший сержант выключил свет и с грохотом запер дверь. Палата вновь погрузилась во тьму.
Лоб покрылся липкой испариной.
Почему на ней наручники?!
«Спокойно, – про себя заговорила она. – Судя по всему, я в больнице».
Только сейчас ее ноздри уловили витаемый в палате запах лекарств. Но едва ли это утешило ее.
Что случилось?!
Попытки раскопать в памяти предшествующие этому события не увенчались успехом. Последнее, что отпечаталось в памяти Светланы, – палящее солнце и нестерпимая жажда. Еще сорванный ноготь на большом пальце ноги – неудачное столкновение с камнем. Пекло и жажда… А еще ей постоянно казалось, что стоит ей оглянуться, и она увидит ползущего следом за ней Вячеслава. С ножом в зубах и кровоточащей культей вместо руки.