И тут обнаружилась первая странность: книга уверяла, что в ауре большинства людей есть и черные метки, но черных прядей в волосах светловолосых окружающих я не наблюдала. То есть, будь Май блондином, о его «черномагичности» я могла бы судить только по отсутствию цветных пятен. Выходило, для меня всякое отсутствие в человеке магии, как у стертых, оказывалось равносильным их «абсолютной черноте». Книга этот парадокс объяснить не смогла, я сама — тем более.
Магия работала достаточно своеобразно. Мне почему-то казалось, что волшебники должны пулять сгустками силы или вроде того, но — нет, магия оказалась очень обыденной в проявлениях и… прикладной. Более-менее отвечала моим ожиданиям только синяя магия в чистом виде: она позволяла разложить некий объект на составляющие. Но и то не абы как, а почти естественным путем. То есть органика под ее воздействием стремительно гнила, железо — ржавело, и так далее.
Непосредственное воздействие, когда маг собственными руками что-то творил, составляло сравнительно небольшую часть магической науки. Подобное практиковалось в основном в медицине и в создании «орудий труда» для прочих магов. Орудий таких существовало три типа: приборы — инструменты на стыке магии и технологии, артефакты — магические устройства с собственным восполняемым источником энергии и амулеты, «неремонтопригодные» и рассчитанные на определенное количество срабатываний.
Но даже в этой области, являющейся самой основой магии, почти не встречалось эффектных штук и фокусов. Специалисты изменяли материю, придавая ей порой фантастические свойства, но выглядело это достаточно буднично и было давно систематизировано при помощи массы законов и формул. В основном работали с твердыми материалами разного происхождения, реже с жидкостями и почти никогда с газами — по банальной причине их разреженности.
Впрочем, и такое применение магии порождало порой совершенно невообразимые явления. Например, существовала группа материалов, позволявших с помощью черной и желто-зеленой магии превращать сравнительно небольшие объекты, изготовленные из них, в «универсальный отрицатель», по-простому — «уник». Они просто висели в воздухе, отталкиваясь от всех находящихся поблизости твердых тел и жидкостей. Сила отталкивания, правда, была невелика, и грузоподъемность, соответственно, оставалась мизерной, но применение такие вещества нашли. Например, из них делали сосуды для хранения особенно едких кислот и малонагруженные подшипники, которые привели меня в восторженный трепет.
В общем, я так зачиталась, что забыла пообедать, опомнилась только к вечеру и побежала на скорую руку соображать ужин. С минуты на минуту у меня мужчина вернется, голодный и уставший, а на кухне еще конь не валялся!
Почему, кстати, конь должен был валяться, я так и не поняла, но точно знала переносное значение выражения.
Все-таки это ужасно неудобно — такие дыры в памяти.
Успела я как раз вовремя, пожаренная с фаршем каша уже доходила до готовности, когда в кухню, привлеченный запахом еды, заглянул хозяин дома.
— Привет. Ты опять у плиты весь день? — виновато спросил он.