— Пока не женой, — поправила я педантично.

— Боги, Майя! Ты можешь хотя бы сейчас не спорить? — тихо засмеялся он. — Я готов немедленно затащить тебя в храм, растолкать жреца и доплатить за срочность, но мне очень хочется, чтобы хотя бы это событие в нашей жизни прошло так, как нужно, а не так, как получится. Поэтому пока — просто привыкай, хорошо?

— Хорошо, — покладисто согласилась с ним. — Я не против, так просто, для порядка. Ну и… брежу немного после всех сегодняшних событий, — призналась виновато.

Особняк Маричей притих, никто внизу не караулил, так что мы потихоньку вышли и без приключений добрались домой. Там я, конечно, сначала поохала над расцвеченными синяками ребрами Мая, но тому это быстро надоело, и вскоре тезка меня убедил, что чувствует себя неплохо. Пожалуй, это оказалось лучшим лекарством от тревог насыщенного вечера для нас обоих: где-то через час мы спали крепко и без сновидений.

Наутро первым делом отправились обратно, к Любице. Благородный Май, вспомнив о неприятном опыте моего общения с этой женщиной, предлагал мне остаться дома, но я отказалась. Во-первых, это по-свински — бросить мужчину одного расхлебывать все жизненные неурядицы, во-вторых, не так уж я и сердилась на его сестру, чтобы что-то ей припоминать: подумаешь, немного поцапались! Ну а в-третьих, мне было ее очень жалко — и из-за срыва, и из-за предательства мужа. Это мне слишком эффектный актер с первого взгляда не понравился, а она-то его, похоже, искренне любила, несколько лет прожила с ним, верила… А может, в глубине души ощущала фальшь, но после смерти семьи ей больше не на кого было положиться, с Маем-то изначально умудрилась разругаться. Тут, конечно, можно долго рассуждать о степени ее ответственности за последнее обстоятельство, но какой толк от этого теперь? Лучше перевернуть страницу и начать отношения заново, с учетом прежних ошибок.

А когда мы взглянули на Любицу утром, возможные претензии и вовсе застряли в горле. Бледная, буквально прозрачная — сущее привидение с потухшим взглядом и глубокими тенями вокруг глаз, она за ночь постарела на пару десятков лет — внутренне, без морщин и седины. Голос тусклый, улыбка — мертвая… кошмар!

После такого зрелища Мая пришлось отпаивать брадой, очень уж впечатлило его преображение сестры. Причем хозяйничать в кабинете Миомира вынуждена была я: самому хозяину стало не до гостей, от переживаний слегла София, да и сам Марич-старший, погруженный в невеселые мысли, ходил мрачнее тучи.

Впрочем, потом пришел доктор. Не вчерашний, оказавший срочную помощь, а специалист-мозгоправ. Осмотрел Любицу, о чем-то долго разговаривал с ней наедине и успокоил нас, уверив в благополучном исходе. На его взгляд, отсутствие суицидальных мыслей и общее достаточно адекватное восприятие ситуации являлись отличными условиями для работы, а наличие искренне переживающей за больную родни — замечательным подспорьем.

Мозгоправ уверил, что вчерашняя вспышка, по-видимому, являлась прорвавшимся нарывом и пошла больной только на пользу. Прежде Любица подавляла в себе чувство вины, глубоко переживала смерть родных и, не в силах наказать себя самостоятельно, очень странным путем пыталась подтолкнуть к этому брата, считая себя недостойной его хорошего отношения. А теперь эта боль вырвалась наружу, и с ней стало куда проще работать. Женщина сама согласилась лечь в клинику, и Май не стал спорить. Любице действительно должна была пойти на пользу перемена обстановки. Тем более что больница представляла собой скорее курорт со всякими приятными процедурами вроде массажа и бассейна: не столько лечебница, сколько место для отдыха и восстановления.