— Так происходит со всеми делами по завещаниям, — бесцветным голосом пояснил Энтони. — Говорят, только в редких случаях на них уходит меньше четырех-пяти лет.

— О Господи! — Тут Мюриэл отважно поменяла курс: — А почему тебе не устроиться на работу, лодырь!

— Куда? — спросил в лоб Энтони.

— Да куда угодно. Ты ведь еще молод.

— Если это комплимент, весьма признателен, — сухо откликнулся он и неожиданно скучающим голосом добавил: — Неужели тебя и правда беспокоит мое нежелание работать?

— Меня — нисколько, а вот многих людей, которые утверждают, что…

— Господи! — горестно воскликнул Энтони. — Похоже, за три года не слышал в свой адрес ничего, кроме диких выдумок и глупых наставлений, якобы преследующих благую цель. Надоело! Если не желаете с нами знаться, оставьте в покое. Я же не обременяю своей персоной так называемых бывших друзей. И не нуждаюсь ни в благотворительных визитах, ни в критических замечаниях под видом дружеского совета. — Секунду помолчав, он заговорил извиняющимся тоном: — Прости, Мюриэл, но правда, не стоит корчить из себя благодетельницу, добровольно вызвавшуюся поработать в трущобах, даже если пришла в гости к «низам среднего класса». — Энтони с упреком посмотрел на нее покрасневшими глазами — глазами, которые некогда поражали бездонной, ничем не замутненной синевой, а теперь выглядели измученными и подслеповатыми, вконец испорченными чтением в пьяном виде.

— Разве можно говорить такие ужасные вещи? — возмутилась Мюриэл. — Тебя послушать, так получается, вы с Глорией принадлежите к низшему классу.

— А к чему притворяться, что мы к нему не имеем отношения? Ненавижу людей, строящих из себя утонченных аристократов, когда они не способны создать даже видимость и соблюсти внешние приличия.

— По-твоему, чтобы считаться аристократом, надо непременно иметь деньги?

Ну, Мюриэл… перетрусившая демократка!

— Разумеется. Аристократизм — это лишь признание факта, что определенные черты, которые свидетельствуют о благородстве, к примеру, мужество, честь, красота и тому подобное, развиваются наилучшим образом в благоприятных условиях, где их не уродуют невежество и нужда.

Мюриэл, закусив нижнюю губу, качала из стороны в сторону головой.

— А я скажу, что если ты из хорошей семьи, то на всю жизнь останешься славным человеком. В этом-то и заключается ваша с Глорией беда. Решили, если сейчас дела не слишком хороши, старые друзья стараются избежать общения с вами. Вы чересчур обидчивые…

— На самом деле, — перебил Энтони, — ты ведь ничего не знаешь. Для меня это вопрос гордости, а Глория в кои-то веки проявила достаточно благоразумия, согласившись не появляться там, где нас не хотят видеть. А люди не желают с нами общаться. Мы прямо-таки идеальный образец, недостойный подражания.

— Чепуха! И не пытайся омрачить пессимизмом солнечную террасу. Думаю, следует выбросить из головы все нездоровые мысли и пойти работать.

— Вот я весь перед тобой, мне тридцать два года. Предположим, я найду место в какой-нибудь идиотской конторе и, возможно, через два года стану получать пятьдесят долларов в неделю. Если повезет и я вообще сумею найти работу. Ведь кругом полно безработных. Ладно, допустим, мне дадут пятьдесят долларов в неделю. Неужели думаешь, это сделает меня счастливее? Действительно веришь, что я смогу выдержать такую жизнь, если не получу дедовское наследство?