По нарастающему шуму Румпельштильцхен понял, что битва достигла тринадцатого этажа. От страха он не мог даже пошевелиться. Тут он учуял запах гари, и в камеру сквозь щель между дверью и полом начал заползать дым. За душераздирающими воплями деревянных солдат последовала череда громких ударов – один за другим они валились как подкошенные на каменный пол.

Всё стихло. Потом за дверью послышались тихие шаги, и кто-то остановился перед камерой. Румпельштильцхен трясся от страха, уверенный, что через несколько мгновений распрощается с жизнью.

Полыхнула ярко-фиолетовая вспышка – и дверь разлетелась на части, превратившись в груды щепок. Румпельштильцхена засыпало обломками. Когда дым от взрыва рассеялся, несчастный узник наконец увидел того, кто учинил этот погром.

В дверном проёме стояла красивая высокая женщина. Длинные фиолетовые волосы струились у неё за спиной подобно всполохам пламени. Глаза у неё были тоже фиолетовые, и их окаймляли неправдоподобно длинные, пушистые ресницы. Одета она была в фиолетовое платье с высоким воротником и перчатками в тон. С плеч ниспадала невесомая накидка, будто сотканная из клубов дыма, заполнивших весь коридор.

– Эзмия? – выдавил оторопевший от страха Румпельштильцхен.

Колдунья изогнула в усмешке ярко-красные губы.

– Здравствуй, Румпель, – проговорила она игривым, беззаботным тоном. – Как же я по тебе соскучилась.

Эзмия перешагнула порог и оглядела тесную каморку. Вслед за нею в камеру заползли лозы и терновник, оплетая стены камеры и поглощая тюрьму изнутри.

– Мне нравится, как ты тут устроился, – насмешливо заметила Эзмия, проходя мимо вороха соломы, служившего Румпельштильцхену постелью. – Вот только человеку с таким утончённым вкусом здесь совсем не место, правда? Ума не приложу, почему ты предпочёл меня почти ста тридцати годам жизни здесь.

Румпельштильцхен сидел не шелохнувшись: в клетке с хищником лучше не делать резких движений, не то он может наброситься.

– Ты пришла меня убить? – спросил он, выбивая зубами дробь.

Колдунья излишне громко расхохоталась, и это напугало его ещё сильнее.

– Зачем же мне убивать старого доброго друга? – осведомилась она, зловеще улыбаясь. – К тому же если б я хотела тебя убить, то сделала бы это давным-давно. – Она перестала кривить губы в улыбке и уставилась на Румпеля своими фиолетовыми глазами. – Не задумывался ли ты, почему тебя обходили стороной все проклятия, которые я насылала на королевство?

Румпельштильцхену и раньше приходило в голову, что, видимо, это происходило из-за него.

– Раз ты не намерена меня убивать, то зачем сюда явилась? – спросил он, пуще прежнего дрожа от страха. Если ему уготована не смерть, значит, его ждёт участь куда хуже.

– Ты только взгляни на себя, Румпель – всё такой же беспомощный, что и в день нашей встречи, – с жалостью сказала Эзмия. – Когда мы познакомились, ты был всего лишь жалким гномом, работавшим в шахтах. Но я увидела в тебе родственную душу. Мы оба хотели получить от жизни всё, и нас обоих из-за этого не принимали люди.

– Я вовсе не хотел тебя рассердить, – понурил голову Румпельштильцхен. – Мне пришлось прийти с повинной, потому что я не мог спокойно жить после того, что наделал…