Йеннифэр и Маргарита вернулись к прерванному разговору, не забыв о кувшине. Цири задумалась, одновременно прислушиваясь к беседе чародеек.

— Нет, Йенна, — покачала головой Маргарита. — Похоже, это у тебя не временно. Я, например, порвала с Ларсом. С ним покончено. Elaine deireadh, как говорят эльфы.

— И поэтому хочешь надраться?

— В частности, — подтвердила Маргарита Ло-Антиль. — Грустно мне, не скрываю. Ведь мы были вместе четыре года. Но пришлось порвать. Я убедилась, что с ним в общем-то каши не сваришь.

— Тем более, — фыркнула Тиссая де Врие, разглядывая золотое вино в хрустальном кубке, — что Ларс женат.

— Как раз это-то, — пожала плечами чародейка, — не имеет никакого значения. Все приличные мужчины интересующего меня возраста женаты, тут уж ничего не попишешь. Ларс любил меня, да и мне какое-то время казалось… Ах, что говорить. Он слишком многого хотел. Угрожал моей свободе, а меня тошнит при одной мысли о моногамии. Впрочем, я взяла пример с тебя, Йенна. Помнишь наш разговор в Венгерберге? Когда ты решила порвать со своим ведьмаком? Тогда я советовала тебе подумать, говорила, что любовь на улице не валяется. И все же ты была права. Любовь любовью, а жизнь жизнью. Любовь проходит…

— Не слушай ее, Йеннифэр, — холодно сказала Тиссая. — Она огорчена и обижена. Знаешь, почему она не идет на банкет в Аретузу? Потому что ей неловко явиться одной, без мужчины, с которым ее связывали четыре года. Из-за которого ей завидовали. Которого она потеряла, потому что не сумела оценить его любви.

— А может, стоит поговорить о чем-нибудь другом? — предложила Йеннифэр вроде бы беспечным, но заметно изменившимся голосом. — Налей нам, Цири. Язви его, маловат кувшинчик-то. Будь другом, принеси еще один.

— Два, — засмеялась Маргарита. — В награду получишь глоточек и сядешь с нами, не надо будет прислушиваться издалека. Твое воспитание начнется здесь и сейчас, в бане, еще прежде, чем ты попадешь ко мне в Аретузу.

— Воспитание! — Тиссая возвела очи горе. — О боги!

— Тише, любезная мэтресса. — Маргарита шлепнула себя по мокрому бедру, изображая гнев. — Сейчас я — ректор школы! Тебе не удастся срезать меня на последнем экзамене!

— Очень жаль.

— Мне тоже, представь себе. Будь у меня сейчас частная практика, как у Йеннифэр, мне не приходилось бы мытариться с воспитанницами, вытирать носы плаксам и ругаться с гордячками. Послушай меня, Цири, учись. Чародейки всегда действуют. Хорошо ли, плохо ли — станет ясно позже. Но необходимо действовать, смело хватать жизнь за гриву. Поверь, малышка, я жалею исключительно о бездеятельности, нерешительности, колебаниях. О действиях и поступках, даже если они порой приносят печаль и тоску, по-настоящему не жалею никогда. Взгляни на даму, которая сидит вон там, делает строгие гримасы и педантично поправляет все что можно. Это Тиссая де Врие, гроссмейстер, воспитавшая десятки чародеек, вдалбливая им, что действовать следует всегда, что нерешительность…

— Перестань, Рита.

— Тиссая права, — сказала Йеннифэр, все еще глядя в угол бани. — Перестань. Знаю, ты грустишь из-за Ларса, но не делай из своей грусти науку жить. У девочки еще будет время научиться этому, к тому же не в школе. Иди, Цири, за кувшином.