— И ее оставят в живых, — бесстрастно докончил Кодрингер.

— С формальной точки зрения, — спросил Геральт, — сколь весом этот ваш аргумент?

Фэнн взглянул на Кодрингера, потом на ведьмака.

— Не очень. Цирилла — все же кровь Калантэ, хоть и немного разжиженная. В нормальных условиях ее, возможно, и отстранили бы от трона, но условия сейчас ненормальные. Кровь Львицы имеет политическое значение…

— Кровь… — Геральт потер лоб. — Что значит «Дитя Старшей Крови», Кодрингер?

— Не понимаю. А что, кто-то, говоря о Цирилле, употребил такую формулировку?

— Да.

— Кто?

— Не важно кто. Что это значит?

— Luned aep Hen Ichaer, — неожиданно сказал Фэнн, отъезжая от пюпитра. — Дословно это не «Дитя», а «Дочь Старшей Крови». Хммм… Старшая Кровь… Встречалось мне такое определение… не помню точно… Кажется, речь идет о каком-то эльфьем предсказании. В некоторых версиях текста пророчества Итлины, тех, что постарше, есть, кажется, упоминание о Старшей Крови Эльфов, или Aen Hen Ichaer. Но у нас нет полного текста пророчества. Надо бы обратиться к эльфам…

— Оставим это, — холодно прервал Кодрингер. — Не надо излишка проблем, Фэнн, излишек предсказаний и тайн вреден. Благодарю тебя. Ну бывай, плодотворной тебе работы. Геральт, позволь. Вернемся в контору.

— Маловат, верно? — удостоверился ведьмак, как только они вернулись и уселись в кресла: «юрист» за стол, он — напротив. — Маловат гонорар, верно?

Кодрингер поднял со стола металлический предмет в форме звезды и повертел его в пальцах.

— Маловат, Геральт. Копаться в эльфьих предсказаниях — для меня дикая нагрузка, потеря времени и средств. Необходимо найти подходы к эльфам, потому что никто, кроме них, ничего в их записях понять не в состоянии. Эльфские манускрипты — в большинстве случаев дико закрученная символика, акростихи, а то и просто шифровки. Старшая Речь всегда двузначна. По меньшей мере. А в письменном виде может иметь и десяток значений. Эльфы никогда не стремились помогать тем, кто хотел разобраться в их пророчествах. А в теперешние времена, когда по лесам идет кровавая война с «белками», когда дело доходит до погромов, опасно к ним даже приближаться. Вдвойне опасно. Эльфы могут принять нас за провокаторов, люди — обвинить в предательстве…

— Сколько, Кодрингер?

«Юрист» минуту помолчал, не переставая играть металлической звездой. Наконец сказал:

— Десять процентов.

— Десять процентов от чего?

— Не издевайся, ведьмак. Дело принимает серьезный оборот. Становится все менее ясно, в чем тут дело, а когда не ясно, в чем дело, значит, дело наверняка в деньгах. Тогда мне милее проценты, нежели обычный гонорар. Дашь десять процентов от того, что сам с этого поимеешь. Конечно, с зачетом уже выплаченной суммы. Составим договор?

— Нет. Не хочу ввергать тебя в расходы. Десять процентов от нуля дает нуль, Кодрингер. Я, дорогой коллега, не поимею с этого ничего.

— Повторяю: не издевайся надо мной. Не верю, что ты действуешь без выгоды. Не верю, что за этим не скрывается…

— Меня не интересует, во что ты веришь. Не будет никакого договора. И никаких процентов. Назначь размер гонорара за сбор информации.