— Ну, — поторопил Гиселер. — Ты ехала с нами несколько часов. Останавливалась с нами, а я еще не слышал твоего голоса. Ты — немая, что ли?

Пламя костра рванулось вверх, рассыпая искры и заливая то, что осталось от пастушьего шалаша, волной золотого света. Будто послушный приказам Гиселера, огонь высветил лицо девочки словно бы для того, чтобы можно было легче прочесть на нем ложь и фальшь. «Ведь я не могу открыть им правды, — с отчаянием подумала Цири. — Это разбойники, убийцы. Если они узнают правду о нильфгаардцах, о том, что ловчие поймали меня ради награды, то и сами могут эту награду захотеть. Кроме того, правда слишком… неправдоподобна, чтобы в нее поверить».

— Мы вывезли тебя из поселка, — медленно продолжал главарь. — Взяли сюда, в одно из наших убежищ. Дали поесть. Ты сидишь за нашим костром. Так говори же, кто ты такая?

— Отстань от нее, — вдруг бросила Мистле. — Гляжу я на тебя и сразу вижу нисара, ловчего или одного из нильфгаардских сволочей. И чувствую себя как на допросе, привязанной к пыточной скамье палача в подвале!

— Мистле права, — проговорил светловолосый парень, носивший полукожушок. Цири вздрогнула, услышав его акцент. — Девочка явно не хочет говорить, кто она, и имеет на это право. Я, когда к вам присоединился, тоже был неразговорчив. Не хотел, чтобы вы узнали во мне одного из нильфгаардских… сволочей…

— Прекрати, Рееф! — махнул рукой Гиселер. — Ты — другое дело. А ты, Мистле, перебрала! Это никакой не допрос. Просто я хочу услышать, кто она такая и откуда. Как только узнаю, укажу ей дорогу домой, вот и все. А как это сделать, если я не знаю…

— Ты вообще ничего не знаешь, — отвела глаза Мистле. — Даже есть ли у нее дом. А я вот думаю — нету. Ловчие схватили ее на большаке, когда она была одна. Типичные повадки трусов. Если велишь отправить ее куда глаза глядят, она в одиночку в горах не выживет. Разорвут ее волки или помрет с голоду.

— Что же с ней делать? — сказал юношеским басом коренастый, тыча палкой в горящие поленья. — Доставить поближе к какой-нибудь деревушке?

— Прекрасная мысль, Ассе, — усмехнулась Мистле. — Кметов не знаете? Им вечно недостает рабочих рук. Загонят девку скот пасти, предварительно сломав ей ногу, чтобы не сбежала. Ночами она будет ничьей, а стало быть, общей собственностью. Будет расплачиваться за жратву и крышу над головой, знаешь, какой монетой. А весной станет метаться в родильной горячке, рожая чьего-нибудь ребенка в грязном хлеве.

— Если у нее будет конь и меч, — медленно процедил Гиселер, все еще глядя на Цири, — то не хотелось бы мне оказаться на месте того, кто захочет переломить ей ногу или сотворить ублюдка. Видели, какую пляску она затеяла в корчме с ловчим, которого потом прикончила Мистле? Он по воздуху колотил, а она отплясывала как ни в чем не бывало… Да, по правде-то меня мало интересует ее имя, а вот где она выучилась таким штучкам, хотелось бы знать…

— Штучки ее не спасут, — неожиданно проговорила Искра, точившая меч. — Она умеет только плясать. Чтобы выжить, надо уметь убивать, а этого она не сможет.