«непоправимо разрушает естественную свободу, навечно закрепляет законы собственности и неравенства... и обрекает ради выгоды горстки честолюбцев весь остальной человеческий род на нескончаемый тяжкий труд, рабство и нищету»[44].
Законы, считал Руссо, поддерживают строгость в основном по отношению к слабым, правосудие по большей части оказывается лишь средством подавления и господства, а культура, наука, искусство и религия впрягаются в работу по защите статус-кво, укрывая «гирляндами из цветов» те цепи, что сковывают человечество. Именно собственность, по утверждению Руссо, лежит у истоков людских несчастий.
Крупный ирландский экономист XIX столетия Джон Эллиот Кэрнес, о котором отзывались как о наиболее ортодоксальном из всех классических экономистов и который считал социализм плодом
«буйно разросшейся экономической безграмотности»,
признавал то
«преобладающее влияние, которое оказывают материальные интересы людей на определение их политических взглядов и поведения»[45].
А в предисловии к своей книге «Рабская власть» он отмечал, что
«ход истории в значительной степени определяется действием экономических причин».
Его соотечественник У Э. X. Леки, крупнейший ирландский историк своего времени и яростный противник социализма, писал, что
«по значительности вклада, вносимого в формирование типа общества, мало что может сравниться с законами, регулирующими наследование собственности»[46].
Даже Зигмунд Фрейд придерживался своего рода экономического детерминизма. Он полагал, что при отсутствии необходимости работать мы бы просто целыми днями откровенно бездельничали, бесстыдно ублажая свое либидо. И только экономическая необходимость заставляет нас стряхнуть природную лень и включиться в общественную деятельность.
Или возьмем такой малоизвестный фрагмент рассуждений исторического материалиста:
«Житель [человеческого общества] должен пройти через разные стадии охоты, пастушества и земледелия, прежде чем собственность станет достаточно ценной и, как следствие, начнет побуждать к ее незаконному присвоению; тогда, когда право начинает служить защите имущества и наказанию за ущерб, когда люди, опираясь на такие законы, становятся владельцами излишков, когда в результате этого появляется роскошь и устойчивый спрос на нее, только тогда науки становятся необходимыми и приносящими пользу; без всего этого государство не может существовать... »[47].
Это не сочинение марксиста, кокетничающего со старомодным стилем изложения, а размышления ирландского писателя XVIII века Оливера Голдсмита, твердого сторонника консерваторов. Если у кого-то возникает впечатление, что ирландцы испытывали особую склонность к так называемой экономической теории истории, то объясняется это тем, что было очень трудно жить в заштатной колонии, управляемой как придется классом англо-ирландских землевладельцев, и совершенно не обращать внимания на такого рода вопросы. В Англии с ее многоуровневой культурной надстройкой экономические проблемы не были столь болезненно очевидными для поэтов и историков. Сегодня многие из тех, кто должен был бы презрительно отвергать историю по Марксу, ведут себя перед всем миром так, как будто она верна. В число таких людей входят банкиры, финансовые консультанты, служащие министерства финансов, руководители корпораций и тому подобные персонажи. Каждый из них проверяется на приоритетность экономики, и все до одного эти деятели показывают себя стихийными марксистами.