Быть может, эта твоя сверхчувствительность скоро пройдет? Вдруг это нечто вроде экстрасенсорной белой горячки, и если ты потерпишь еще немного…

Но время менялось. Это прекрасно понимали алкаши и законченные наркоманы. Когда ты не мог спать, когда боялся лишний раз оглянуться, опасаясь того, что можешь увидеть, время удлинялось и отращивало себе острые зубы.

– Вам помочь? – спросил продавец, и Дэн понял,

(проклятое сияние, проклятая хреновина)

что своим видом нервирует его. И не без причины. Всклокоченные волосы, темные круги под глазами и дерганые, неуверенные движения. Он, вероятно, походил сейчас на любителя метамфетамина, который никак не мог решиться достать свой верный револьвер и потребовать выложить на стойку все, что есть в кассе.

– Нет, спасибо, – ответил Дэн. – До меня только что дошло, что я забыл дома бумажник.

Он вернул зеленые бутылки в холодильник. Когда закрывал дверцу, они мягко сказали ему как старому приятелю: «До скорого, Дэнни».

Билли Фриман дожидался его, закутанный до бровей. Билли протянул Дэну старомодную лыжную шапочку с вышитой спереди надписью «Эннистон сайклонс».

– Кто такие эти чертовы «Эннистон сайклонс»? – спросил Дэн.

– Эннистон – городок в двадцати милях отсюда. Когда дело доходит до футбола, баскетбола или бейсбола, это наши самые заклятые противники. Если кто-нибудь увидит на тебе эту шапку, ты рискуешь получить снежком по башке, но другой у меня нет.

Дэн напялил шапку на голову.

– Тогда вперед, «Сайклонс»! К победе!

– Правильно. И пошли к дьяволу все, кто против нас. – Билли оглядел его. – Ты как? В норме?

– Плохо спал этой ночью.

– Это понятно. Ветер поднялся бешеный, верно? Завывал, как моя бывшая, когда я предлагал заняться любовью в понедельник. Работать-то готов?

– Как всегда.

– Вот и хорошо. Давай за дело. У нас сегодня хлопот полон рот.

Хлопот действительно хватало, но уже к полудню показалось солнце и температура снова перевалила за пятьдесят градусов[7]. Снег быстро таял, и по всему Игрушечному городку зажурчали десятки ручейков. Настроение Дэна поднималось вместе со столбиком термометра, и он даже поймал себя на том, что поет («Эй, юнец! Я тоже был когда-то молод!»), разъезжая на снегоочистителе по двору небольшого универмага, примыкавшего к Общественному центру. Над головой легкий бриз, не сравнимый по силе с ночным бураном, трепал транспарант: «НЕВЕРОЯТНАЯ ВЕСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА! ВСЕ ПО ИГРУШЕЧНЫМ ЦЕНАМ!»

И никаких видений.

Когда рабочий день закончился, он пригласил Билли в ресторан «Вагончик Чака» и заказал бифштексы. Билли заявил, что тогда с него пиво, но Дэн покачал головой:

– Я не прикасаюсь к алкоголю. Если начну, не смогу остановиться.

– Тебе стоит поговорить на эту тему с Кингсли, – сказал Билл. – Он пережил развод с пойлом лет пятнадцать назад. С ним давно все в порядке. Вот только дочка до сих пор знать его не хочет.

Поэтому они пили кофе. Много кофе.

Дэн вернулся в свою комнату на Элиот-стрит усталый, но сытый и довольный, что сумел остаться трезвым. Телевизора у него не было, зато оставался изрядный кусок романа, и на пару часов он погрузился в чтение. Все это время он прислушивался, не поднимется ли ветер, но стояла тишина. Ему даже подумалось, что вчерашний налет стал последним отголоском ушедшей зимы. Дэн не возражал. Около десяти он лег и заснул почти мгновенно. Утреннее посещение «Ред эпл» почти забылось, словно привиделось в лихорадке, которая теперь прошла.