Сари вернулась с металлическим сосудом, напоминавшим термос. Она передала его Роуз, которая отвинтила красную крышку. Под ней были распылитель и клапан. Этот баллон напомнил Энди средство от тараканов. Ей отчаянно захотелось вскочить с лежака и пуститься в бегство, но воспоминание о кинотеатре подействовало отрезвляюще. Руки, проникшие в голову, не дававшие вырваться.

– Дедушка Флик? – позвала Роуз. – Не согласитесь ли возглавить церемонию?

– С превеликим удовольствием, – отозвался старик из кинотеатра. На нем были просторные розовые шорты в бермудском стиле, белые гольфы, скрывавшие костлявые ноги почти до колен, и сандалии, в каких обычно изображают Иисуса. Энди он напомнил дедушку Уолтона[4] после пары лет в концлагере. Он поднял руки, и остальные последовали его примеру. Темные силуэты в ярком свете фар походили на странную цепочку бумажных кукол.

– Мы Истинный Узел, – провозгласил Дедушка Флик. Голос, исходивший из его впалой груди, больше не дрожал: это был густой, сочный бас гораздо более молодого и сильного мужчины.

– Мы Истинный Узел, – повторили они. – То, что связано по-настоящему крепко, развязать невозможно.

– Перед нами женщина, – продолжал Дедушка Флик. – Присоединится ли она к нам? Свяжет ли свою жизнь с нашими, будет ли одной из нас?

– Скажи «да», – велела Роуз.

– Д-да, – выдавила Энди. Ее сердце уже не билось, а вибрировало как струна.

Роуз открыла клапан сосуда. Раздался чуть слышный печальный вздох, и появилось облачко серебристого тумана. Казалось, его должен был немедленно развеять легкий вечерний бриз, но оно висело над сосудом до тех пор, пока Роуз не наклонилась чуть вперед и не подула своими бесподобными коралловыми губами. Облачко – немного похожее на выноски в комиксах, но без слов – поплыло и остановилось в точности над поднятой к небу головой Энди. Ее глаза были широко распахнуты.

– Мы Истинный Узел, и мы выстоим, – возвестил Дедушка Флик.

– Sabbatha hanti, – хором произнесли остальные.

Туман начал опускаться. Очень медленно.

– Мы Избранные.

– Lodsam hanti, – отозвались другие.

– Дыши глубоко, – сказала Роуз и мягко поцеловала Энди в щеку. – Увидимся на той стороне.

Может быть.

– Мы счастливейшие из счастливых.

– Cahanna risone hanti.

А потом подхватили все вместе:

– Мы Истинный Узел, и мы…

Но Энди уже ничего не слышала и не видела. Серебристое вещество легло ей на лицо, и стало холодно, очень холодно. Когда она вдохнула его, оно зажило своей собственной мрачной жизнью и подняло внутри ее громкий крик. Ребенок, сотканный из этого тумана – она не могла разобрать, мальчик или девочка, – старался спастись бегством, но кто-то резал его. Роуз резала, а остальные окружили ее (тесным узлом) и включили десятки фонариков, освещая долгое и медленное убийство.

Энди попыталась вскочить со своего ложа, но обнаружила, что у нее больше нет тела, которым можно управлять. Ее тела уже не существовало. Осталась только боль в образе человеческого существа. Боль умирающего ребенка и ее собственная боль.

Прими это. Мысль стала подобием холодной целительной повязки, наложенной на открытую рану, в которую превратилось ее тело.