— То есть как задержался? — не поверил Выверзнев. — На дело идём!..
— Одноклассницу встретил… — ошалело глядя на Николая, пояснил Аристарх. — Н-ну… вот и… разговорились…
Выверзнев приглушённо заматерился и прыжками ринулся вниз по лестнице. Выскочил из подъезда — и понял, что, кажется, опоздал. Стройный импозантный брюнет Кученог беседовал с пикантной блондинкой бальзаковского возраста. Точнее, беседу вела она, но, когда выпадала возможность вставить несколько слов, Панкрат делал это с видимым наслаждением.
— Достал он меня своей ревностью, Панечка! — заливалось склочное сопрано. — Развод, и только развод!.. Вчера на пять минут опоздала — я, говорит, тебе нос откушу!.. Да на фиг он мне такой сдался?.. Скажи!..
— Ситуация… — гордый собою, плавно вымолвил Кученог.
На глазах у Выверзнева, продолжая беседовать в том же духе, парочка повернулась и под ручку направилась к скамейке посреди двора. Николай хотел было окликнуть переродившегося Панкрата, но раздумал. Опыт подсказывал Выверзневу, что с Кученогом теперь лучше дела не иметь. Перестав быть уродом, Панкрат утрачивал всякую ценность в глазах контрразведки. Ну зачем ему теперь политика — нормальному человеку?.. Ясно было, как Божий день, что Аристарх Ретивой, при всех своих тёплых чувствах к Панкрату, тем не менее вскорости спихнёт его и станет главой подполья сам…
Николай круто повернулся и единым духом взбежал на третий этаж.
— Работаем без Кученога… — сказал он Аристарху и, не вдаваясь в подробности, дёрнул за шнурок звонка.
Хорошо ещё, что дверь квартиры номер десять распахивалась вовнутрь, а не наружу: иначе бы Ника с её манерой открывать каждый раз причиняла гостям серьёзные увечья…
— Явились?.. — выпалила она с порога, сверкая глазами то на Пёсика, то на Аристарха. — Ну и что всё это значит?.. Почему я должна, как дура, брать музей на пару с каким-то домовым? Мы как договаривались? Где Африкан? Где Панкрат?..
— Тихо ты, тихо… — сдавленно проговорил Выверзнев и опасливо оглядел лестничную клетку. Столь интригующее начало произвело на Нику определённое впечатление. Быстро пропустив гостей в прихожую, она в свою очередь пристально осмотрела площадку и прикрыла дверь почти бесшумно.
Пройдя в большую комнату, Николай упал в кресло и долго не мог произнести ни слова. Чудотворная стояла в углу рядом с прислонённым к стеночке помповым ружьём. В противоположном углу с очумелым видом переминался взъерошенный домовичок дымчатой масти, явно готовый в случае чего дать тягу.
— Ты хоть сама понимаешь, что натворила?.. — безнадёжно спросил Выверзнев.
— А что я натворила?! — немедленно взвилась Ника. — Ни Панкрата, ни Африкана — вообще никого! Стою на крыльце, как дура, одна, в камуфле, с ружьём!.. Жду! Никто не подходит!..
— Да нельзя… нельзя тебе было брать эту икону!
— Почему нельзя?.. А это что в углу стоит?..
— Нет, я не могу… — простонал Николай. — Аристарх, ну хоть ты ей растолкуй!..
— А как это я растолкую? — испуганно сказал Аристарх. — Ты же сам говорил, что данные секретны…
Отменно сказано! Можно было побиться об заклад, что после таких слов Ника выпотрошит обоих, но до истины докопается… Так оно и случилось. Уже через несколько минут совершенно измочаленный Николай Выверзнев сидел в кресле, уронив лицо в ладони, и старческим бессильным голосом излагал всё как на духу: