Впрочем, есть и различия. Чарльз, к примеру, человек (что бы он сам ни думал), а вот Ричард, вполне вероятно, не вполне. Не исключено, что он результат неудавшегося эксперимента пришельцев, — может, какой-нибудь марсианский Франкенштейн вычислял, каким полагается быть человеку, и из лишних деталей собрал Ричарда.

С виду он полная противоположность Чарльзу — худой, долговязый как плеть, тело дурно сшитым костюмом болтается на широких плечах-вешалках. Не подбородок, а кувалда, и в профиль лицо — как впалая новорожденная луна.

Ричард все пытается украдкой меня пощупать — тайком выставляет руку или ногу и старается потрогать где достанет.

— Убери руки! — рычу я и ухожу.

— А это что? — осторожно спрашивает миссис Бакстер, предъявляя мне ломоть обугленного мяса.

— Пудель? — с надеждой гадаю я.

— Я, деточка, пожалуй, домой, — поспешно говорит она. — Надо к Одри.

В Одри по-прежнему обитает «какой-то вирус, летний грипп, — говорит миссис Бакстер, — видимо». Всякий раз, когда она поминает «грипп», я представляю, как в бедной Одри разрастается грибница громадного белого или, скажем, ярко-красного мухомора.

— Да что с Одри такое? — спрашивает Юнис — щелк-щелкающий мозг не способен разгадать эту загадку, и Юнис раздражена.

Я безутешно брожу по саду, а за мной по пятам бродит запах грусти — апрельский парфюм не выпарила июньская жара, он висит в воздухе легким маревом. Призракам ведь полагается скрипеть и бормотать, нет? Что это? Кто это? Меня ощупывают незримые глаза, — может, это материализация моего подросткового темперамента, таинственный полтергейст. Лучше бы за мной ходил Малькольм Любет. Лучше бы я отправилась в Картехогский лес,[24] подоткнула бы юбки, заплатила бы своим девством и бродила по диким берегам страсти.

— Я тебя видела утром. — Сбоку появляется Юнис, лицо измазано кетчупом. — Довольно ужасное барбекю, — бодро говорит она. — Даже мне бы лучше удалось.

— Где?

— Что где?

— Где ты меня видела утром?

— В «Вулвортсе», у конфетного автомата. Я тебе помахала, а ты не заметила.

Но меня не было ни в каком «Вулвортсе» ни у какого конфетного автомата, я лежала в постели, смотрела сон про голову Малькольма Любета.

— Ну, может, твой двойник, — пожимает плечами Юнис. — Доппельгангер.

Я, но из параллельной вселенной? Вообразите только — в каком-нибудь углу земли столкнуться с самим собой. Вот уж нарасспрашиваешься.

— У тебя тоже такое странное чувство, Юнис?

— Странное чувство?

— Ага. Как будто что-то не так…

Но тут барбекю вспыхивает ясным пламенем, небеса разверзаются, дабы ликвидировать пожар, и светское мероприятие тонет в саже и воде.

Иду к Одри сообщить, что она ничего не пропустила. Миссис Бакстер за кухонным столом вяжет какую-то тонкую паутинку с узором из ракушек и…

— …галезий?

— Это сердечки.

— Какая красота, — говорю я, щупая снежные складки.

— Платок для первого внука моей сестры, — говорит миссис Бакстер. — Ну, помнишь — Рона из Южной Африки. — Как ни заходит речь о младенцах, миссис Бакстер печалится, наверное, потому, что сама нескольких потеряла.

— Не переживайте, — утешаю я, — вы потом, наверное, тоже станете бабушкой.