…Точно по расписанию в 9.30, отмахав 78 верст, шипящий паром и блестящий никелированными частями своего громадного корпуса паровоз затормозил у кирпичного здания станции Любань.

Агенты легко спрыгнули на платформу и устремились в буфет. Как было условлено, Путилин минут десять погулял на привокзальной площади и лишь тогда вошел в дымное помещение буфета. Несмотря на ранний час, просторное помещение было забито людьми разного разбора. Ремесленники, купцы средней руки, отставной чиновник в форменной шинели времен Николая Павловича, труппа актеров — все галдели, хохотали, криками подзывали половых, угорело носившихся по залу с подносами.

За стойкой величественно возвышался здоровенный белобрысый детина с бесцветными круглыми глазами и выпяченным острым подбородком. Правая рука его была перевязана.

К Путилину подлетел половой в красной косоворотке, расшитой по высокому вороту и подолу белым шелком, перетянутой серебряным кушаком:

— Позвольте посадить вас к столику, — развратно изгибаясь, скороговоркой произнес половой. — Вот сюда. — Он сдернул с локтя салфетку и смахнул невидимую пыль с Я крахмальной скатерти. — У нас нынче поразительная осетрина в галантире — сплошное упоение-с! Симфония! Водочки померанцевой или простой? Графинчик маленький или сразу большой? Ежели временем располагаете, можете из аквариума живого карася приказать — вон зебрами шевелит, жирный, паразит, как поросенок, право!

Тут агенты подали голос, начали шуметь — по сценарию.

— Эй, хозяин, чего тут мне принесли? — кричал один. — Не бифштекс, ошметки какие-то!

Другой горлопанил еще шибче:

— Ты, узурпатор, чего? Влюбился, что ль? Соли бухнул полфунта — а я есть должен! Без-зоб-разие! Буду начальству жалиться! Народ травят…

Лицо буфетчика исказилось злобной усмешкой. Он медленно вышел из-за стойки, приблизился к шумевшим:

— Чем вы недовольны? Эй, Никифор, поменяй порции у этих.

И в тот же миг оказавшийся за спиной буфетчика Путилин резким и сильным движением руки перехватил его шею, потянул назад. Буфетчик повалился на спину. Агенты дружно набросились на преступника, нацепили ему наручники.

…Буфетчик был настолько уверен в своей безнаказанности, что даже не нашел нужным далеко прятать мешочек с золотом. Вместе с какой-то рухлядью он лежал у него на кровати под подушкой.

Вопреки очевидности, буфетчик пытался запираться:

— Никого я не убивал! И в Питере уже целый месяц не был!

— Откуда же у тебя золото отца Иллариона?

— Золото мое, а мешочек сам Илларион мне подарил… на память.

— Врать-то нехорошо! — веселился Путилин. — Ведь ты еще в прошлый вторник в келье Иллариона сидел, рассказывал, что десять пачек чая китайского бандерольного, с жасмином, купил в магазине на Невском у Чекалина. Да еще иеромонаху пожертвовал от щедрот своих пачку. Только ты зря резать его стал. Грех-то какой! А если бы насмерть? С трудом удалось отходить…

Дитмар еще больше выкатил бесцветные глаза, прохрипел:

— Так он жив?

— Вот сейчас повезем на очную ставку! Ты ведь кортиком резал? Куда его спрятал?

— Под половицей, — признался вконец ошалевший буфетчик. — Да не под той, а вот под этой, у окна. Гвозди надо выдернуть.