– Вашей дочери может грозить опасность. Как и нам всем. Нам нужно держаться вместе, понятно?

– Понятно.

Хендрик глотнул виски и сказал:

– Я должен задать вам последний вопрос.

– Пожалуйста, задавайте.

– Вы хотите выжить? Я говорю серьезно. Хотите остаться в живых?

Я много раз задавал себе этот вопрос. И отвечал на него утвердительно: я не хотел умирать, надеясь, что моя дочь жива; тем не менее мне стоило труда выдавить «да». Маятник выбора из двух вариантов качался еще со времен Роуз. Быть или не быть. Однако в этой роскошной квартире, где на подоконнике по-прежнему сидела желтая птичка, ответ виделся яснее. Глядя с высоты в ярко-синее небо и раскинувшийся подо мной бурлящий энергией город, я чувствовал, что теперь я ближе к Мэрион. Америка заставляет мыслить в будущем времени.

– Да. Да, я хочу выжить.

– Чтобы выжить, нам необходимо объединить усилия.

Птичка улетела прочь.

– Верно, – откликнулся я. – Объединить.

– Не стоит так волноваться. Мы не религиозная секта. Наша цель – остаться в живых, безусловно, однако при этом мы можем наслаждаться жизнью. Мы не поклоняемся никаким богам, разве что Афродите. И Дионису. – Его лицо на миг посерьезнело. – Агнес, ты едешь в Гарлем?

– Да. Хочу навестить старого приятеля. Потом приму снотворное, расслаблюсь и неделю просплю без просыпа.

В комнату проникли лучи солнца, и графин засверкал своими гранями, как драгоценный камень. Это чрезвычайно обрадовало Хендрика.

– Смотрите! Солнце выглянуло! – радостно воскликнул он. – Не прогуляться ли нам по парку?

Поперек дорожки лежал вывороченный с корнем клен.

– Это все ураган, – пояснил Хендрик. – Пару недель назад погибло несколько человек, в основном матросы. Парковые служащие что-то не торопятся навести порядок.

Я смотрел на ветви, раскинутые, словно щупальца.

– Свирепый, видать, был ураган.

Хендрик улыбнулся мне:

– То еще зрелище.

Он глянул под ноги: дорожка была усыпана листьями вперемешку с землей.

– Вот вам удел иммигрантов. Перед нами. Ни с того ни с сего налетает ветер, и земля уходит у вас из-под ног. И ваши вывернутые корни торчат у всех на виду как нечто странное и чужеродное. Но вас-то уже вырывали с корнями, не так ли? Или вы сами себя выкорчевывали. Наверняка такое случалось.

– Много раз, – кивнул я.

– Сразу видно.

Я попытался воспринять его реплику как комплимент. Это было непросто.

– Вся штука в том, чтобы держаться вертикально. Вы знаете, как двигаться вперед, не сгибаясь под ветром?

– Как?

– Надо самому сделаться под стать урагану. Самому превратиться в шторм. Надо…

Он смолк. Выбор метафор у него иссяк. Я обратил внимание, как блестят его туфли. Никогда таких не видел.

– Мы – другие, Том, – в конце концов сказал он. – Не такие, как прочие люди. Мы несем в себе свое прошлое. Мы видим его повсюду. Порой это бывает опасно, и нам приходится помогать друг другу. – Его рука теперь лежала у меня на плече, словно он передавал мне некое сокровенное знание. – Прошлое не уходит навсегда. Оно лишь прячется до поры до времени.

Мы медленно обошли клен.

Впереди вздымался Манхэттен, будто неподвластный ураганам лес.