Перед глазами всплыла картина: Мэрион сидит у окна в закатных лучах и дочитывает «Королеву фей». Следом подступили другие воспоминания: она сидит на кровати и играет на свирели, стараясь не фальшивить.

Мэрион плакала, но дуло пистолета по-прежнему смотрело мне в лицо.

– Ты обещал вернуться. Но так и не вернулся.

– Я знаю, знаю. Я был источником опасности, понимаешь? Ты помнишь, какие знаки выцарапывали на двери нашего дома? А охотника на ведьм помнишь? А пересуды? Ты все это знала. Знала, что сталось с моей матерью. Источником всех бед был я. Мне пришлось исчезнуть. Как потом и тебе.

Она зажмурилась.

– Чертов ублюдок, – пробормотала она.

Мне ничего не стоило выхватить у нее пистолет, но я и пальцем не пошевелил.

Сколько веков я жил только ради встречи с ней. Но сейчас меня охватило острое желание жить. Жить, чтобы жить. Мало ли что случится в будущем? Что новое может меня ждать?

– Не могу забыть, как ты играла «Под зеленой кроной», – сказал я. – На маленькой свирели. Я купил ее на ярмарке в Истчипе. Помнишь? Помнишь, как я учил тебя играть эту песенку? Поначалу у тебя не получалось. Мне казалось, что ты никогда не научишься закрывать пальчиками нужные отверстия, но в один прекрасный день ты сыграла мелодию! А потом стала играть на улице. Твоя мать пыталась тебе это запретить… Она всегда боялась чужого внимания. Теперь ты, наверное, понимаешь почему.

Она молчала. Я слушал ее дыхание, глядя на воду и на деревья по ту сторону лагуны.

Я опустил руку в карман.

– Что ты делаешь? – тихим голосом, заглушаемым плеском воды, спросила она.

– Погоди-ка.

Я достал бумажник и вытащил запечатанный полиэтиленовый пакетик с тонкой, потемневшей от времени монетой.

– Что это?

– Помнишь тот день в Кентербери? Светило солнце. Ты играла на свирели, и кто-то дал тебе эту монетку. В тот последний день ты отдала ее мне и попросила думать о тебе. Этот пенни дарил мне надежду. Поддерживал во мне желание жить. Я надеялся, что в один прекрасный день верну его тебе. Вот. Возвращаю.

Я протянул ей монетку. Она медленно подняла руку, свободную от оружия. Я положил монетку ей на ладонь. Она неуверенно опустила пистолет. Медленно, как складывающий лепестки цветок лотоса, сжала пальцы.

Я видел, что она ошеломлена. Чуть слышно что-то пробормотав, она склонилась к моему плечу и, пока я соображал, что с ней, она уже судорожно рыдала у меня на плече. Я обнял ее, думая об одном: как выбросить из памяти разделяющие нас потерянные столетия.

Я хотел узнать про нее все. И следующие четыреста лет слушать подробнейший рассказ о ее жизни вплоть до сегодняшнего дня. Но она вдруг отстранилась от меня. Вытерла свои зеленые, как у матери, глаза.

– Он здесь, – встревоженно сказала она. – Хендрик. Он здесь.

Хендрик лично сопроводил Мэрион в Австралию. Он поселил ее в отеле «Байрон Сэндс», где забронировал номер и себе. Хендрик поручил мне заняться Омаи, но с самого начала подозревал, что я не справлюсь с работой. Он уже давно беспокоился на мой счет, о чем я догадывался. Еще со Шри-Ланки, с той минуты, когда решил вернуться в Лондон.