А вдруг до нее добралось Общество? Что, если кто-то уже пытался заткнуть ей рот? Что, если Хендрику все известно, но он скрывает от меня правду? А вдруг ее кто-нибудь похитил? Например, Берлинский институт. Да мало ли кто.

– Послушайте, Мэри, – сказал я на прощанье, – мне кажется, вам лучше помалкивать о прошлом. Лишние разговоры поставили под удар Мэрион, но они опасны и для вас. Вы можете думать что хотите. Но говорить о своем возрасте лучше не надо.

Болезненно сморщившись, она с минуту поерзала в кресле и в конце концов решилась:

– Я когда-то очень любила одного человека. Женщину. Любила безумно. Представляешь? Таясь от всех, мы жили с ней почти двадцать лет. Мы понимали, что не должны никому говорить о своей любви, потому что это слишком опасно. Любить вообще опасно.

Я кивнул. Мне все стало ясно.

Рано или поздно наступает время, когда нормальная жизнь невозможна без правды. Ты должен быть тем, кто ты есть, несмотря на опасность.

Я взял Мэри за руку.

– Вы помогли мне больше, чем сами догадываетесь. К нам подошла медсестра и предложила чашечку чая.

Я вежливо отказался. Повернулся к Мэри и шепотом спросил ее:

– Вам не доводилось слышать об Обществе «Альбатрос»?

– Нет. Что-то не припоминаю.

– Ладно. Главное – будьте осторожны. И пожалуйста, никому не говорите про… Ну, сами понимаете…

Я бросил взгляд на стенные часы. Уже без четверти три. Через три часа я должен лететь в Дубаи, а оттуда – в Сидней.

– Берегите себя, – посоветовал я Мэри.

Она покачала головой, закрыла глаза и вздохнула. Ее вздох был похож на кошачье шипение:

– Я старуха, чего мне теперь бояться? Хватит мне уже лгать. – Она наклонилась вперед и сжала свою трость с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Да и тебе тоже.

Я вышел и набрал номер Хендрика.

– Том? Как дела?

– Ты знал, что она жива?

– Кто?

– Мэрион. Мэрион. Ты нашел ее? Что ты узнал?

– Том, успокойся. Нет, Том. Ты напал на след?

– Она жива. Лежала в больнице в Саутхолле. А потом исчезла.

– Исчезла? То есть ее похитили?

– Не знаю. Может быть, она сбежала.

– Из больницы?

– Из психиатрической лечебницы.

Почтальон катил по тротуару тележку с газетами и письмами.

– Я не знаю, где она, – прошептал я в трубку. – Но в Австралию я не полечу. Я должен ее найти.

– Если ее похитили…

– Я ничего не знаю наверняка.

– Если ее похитили, тебе в одиночку ее не найти. Слушай, погоди-ка. Я отправлю в Берлин Агнес, пусть там поразнюхает. После Австралии займемся, организуем операцию. Это будет наш приоритет. Мы разыщем твою девочку. Если ее похитили, она может быть где угодно: в Берлине, или в Пекине, или в Кремниевой долине. Самому тебе ее не найти. Ты же был в Лондоне! И упустил ее.

– Я ее и не искал. Вернее, меня сбили со следа.

– Вот именно, Том. Вот именно. Дошло, наконец. Тебя сбили со следа. Верно. А теперь мы это исправим. Ладно, тебе пора на самолет.

– Не могу я сейчас улететь. Не могу.

– Соберись, Том, если хочешь найти Мэрион. Садись на самолет и попроси своего друга о помощи. Как знать? Может, у него есть полезная для нас информация. Ты же видел, как это бывает. Альбы наводят справки друг о друге. Тебе надо вернуться на прямой путь, Том. Нам не известно, где сейчас Мэрион, – это факт. Зато нам известно, где находится твой друг. Берлину это тоже известно. Мэрион сумела выжить на протяжении четырех с лишним веков. Проживет и еще неделю. Главное – сделай все как надо в Австралии, и я клянусь – я