Все чувства Мозеса были напряжены, но он не испытывал печали и не вспоминал ни о выстроившихся в ряд гоночных яхтах, когда звучит сигнал, подающийся за десять минут до старта, ни о заброшенных фруктовых садах, где он охотился на куропаток, ни о Пасторском пруде, ни о пушке на лужайке, ни о речной глади, сверкающей между скобяной лавкой и магазином стандартных цен, в котором кузина Джустина когда-то играла на рояле. Все мы теперь привыкли к тем поэтическим проспектам, где бок о бок изображены орхидеи и галоши, где мерзкий запах старых перьев смешивается с запахом моря. В конце лета, когда северный ветер разбрасывает тучи желтых листьев, как сеятель разбрасывает семена, мы все уезжали из незатейливых уголков на поезде или в автомобиле, усаживая собак и детей на заднее сиденье, но мы не можем утверждать, что в момент разлуки в нашем сознании проносится вереница ярких и отчетливых образов, как это бывает в мозгу утопающего. Мы возвращались в освещенные дома, ощущали при северном ветре запах сжигаемых яблоневых сучьев, видели польскую графиню, смазывавшую лицо жиром в хижине лыжников, слышали крик ушастой совы, для которой наступило время спаривания, и ощущали запах мертвого кита при южном ветре, доносившем также мелодичные звуки колокола, привезенного из Антверпена, и жестяной звон колокола из Алтуны. Но всего этого - и многого другого - мы не вспоминаем, садясь в поезд.
Сара заплакала, когда Мозес ее поцеловал. Лиэндер обнял жену за плечи, но она освободилась от его руки, и они стояли каждый, сам по себе, пока Мозес прощался с ними. Как только поезд тронулся, Каверли, севший на него в Травертине, вышел из уборной, где он прятался, и предстал перед братом. Они проехали мимо фабрики столового серебра, конюшни мистера Ларкина с надписью на ней: "БУДЬТЕ ДОБРЫ К ЖИВОТНЫМ", мимо полей Ремзенов и свалки у дома лодочника, мимо ледяного пруда и фабрики, вырабатывающей средство для укрепления волос, мимо дома миссис Тримбл, прачки, мимо дома мистера Брауна, который ел сладкий пирог и запивал его молоком, когда поезд 9:18 прогрохотал под окнами, мимо домов Ховардов и Таупсендов, и железнодорожного переезда, и кладбища, и дома старика - точильщика пил, чьи окна были последними в поселке.
13
Беда одна не ходит. Попрощавшись с Мозесом и вернувшись домой, Лиэндер и Сара нашли в холле на столе следующее письмо Каверли:
"Дорогие мать и отец! Я уехал с Мозесом. Я знаю, что должен был сказать вам об этом и мое молчание равносильно лжи, но это только вторая ложь за всю мою жизнь, и я никогда больше не солгу. Другая ложь, сказанная мною, была об отвертке с черной ручкой. Я украл ее в скобяной лавке Тиникума. Я так люблю Мозеса, что не могу оставаться в Сент-Ботолфсе, если его там не будет. Но мы не собираемся жить вместе, так как считаем, что, разделившись, будем иметь больше шансов доказать тете Гоноре нашу стойкость. Я еду в Нью-Йорк и буду работать у мужа кузины Милдред на его ковровой фабрике, и как только у меня будет место, где жить, я напишу вам и сообщу свой адрес. У меня двадцать пять долларов.