Самое главное в том, что теперь нам с Серегой не надо искать студии звукозаписи. На «Мелодию» даже не думаю замахиваться, нас туда не пустят, так как мы никто и звать нас никак. В Москве 78-го существуют только две относительно доступные студии звукозаписи, на которые есть шанс попасть через хороших знакомых. Это домашняя студия композитора Александра Зацепина и студия ГИТИСа. Зацепин, увлечённый радиолюбитель, свою студию собрал сам. Чтобы площадь домашней студии была большая, он обменял с доплатой две квартиры на одну 142-х метровую. Качество было лучше, чем на студии Мосфильма.

Учебная речевая студия в ГИТИСе была, можно сказать, бедненькой. Писали на двух профессиональных студийных магнитофонах венгерского производств Mechlabor STM-610. На одном писали болванку: барабан, бас и гитара. Если всё получилось, то переписывали на второй STM с наложением дудок и второй гитары. Микширование происходило во время записи, и если что-то было не так, то приходилось всё делать заново. Обработка делалась на скромном ревербераторе. Помню, там «Машина времени» первый свой альбом записывала.

Реверберацию используют, когда нужно создать иллюзию пространства, «перенести» слушателя из одного помещения в другое, создать эффект приближения или отдаления источника звука, когда нет возможности обеспечить естественную акустику. Грубым примером является использование какого-либо масштабного пресета наподобие «пещера». Долго затухающий «хвост» реверберации создаёт иллюзию отдаленности обработанного такой реверберацией звука.

У Серёги есть студийный катушечный японский магнитофон OTARI, потом будем писать на мой кассетный JVC RC — 828L BIPHONIC на золотую компакт-кассету Maxell UD XL II. Слушать записи на этом JVC — это нечто. Кажется, что звук существует сам по себе, вне своего источника, он струится где-то прямо перед тобой, растекается в воздухе и порой создаётся иллюзия, что стоит протянуть руки и ты сможешь зачерпнуть его, как воду из кристально прозрачного источника.

С учетом встроенного очень чувствительного микрофона, запись получается полупрофессиональной. Да и таскать довольно удобно за выдвигающуюся ручку

Зайдя в комнату, я снял со стены свою ленинградскую шестиструнную гитару. На ней были натянуты не просто обычные струны, а струны от электрогитары. Звук был более мягкий и пальцы сразу привыкали к струнам электрогитары. Проверил подушечки пальцев на левой руке и убедился, что их даже ножом не разрежешь. Мозоли что надо. Вспомнил, как я проходил диспансеризацию в нашей поликлинике вместе с классом и сдавал кровь из пальца. Кровь берут всегда из безымянного пальца (который около мизинца) левой руки. Две попытки медсестры не увенчались успехом — она не смогла проколоть палец скарификатором.

— Ты что, музыкант? — спросила она меня после второй попытки.

— Да, играю на гитаре, — ответил я.

— Тогда понятно. Давай правую руку! — приказала медсестра.

Я выполнил приказ и протянул правую руку. Пальцами правой, как Маккартни, я струны не зажимал и уплотнений на кончиках пальцев не имел, поэтому процедура забора крови прошла без проблем.