Хэл заколебался и спросил себя, не слишком ли много он говорит, затем решил продолжать.

— Есть пара строк в поэме лорда Байрона — английского поэта девятнадцатого столетия. Одна из его поэм называлась «Шильонский узник». Герой поэмы находился в Шильоне, крепости-тюрьме в Швейцарии, в одиночном заключении. Эти строки относятся к тому моменту, когда ему наконец удалось бросить взгляд наружу из высоко расположенного, маленького окошка камеры. Строки таковы...

Хэл посмотрел на сидящих, вокруг. Ответный взгляд Рурка ди Фасино был слегка озадаченным. Выражения лиц Аманды и Рух, напротив, выражали некое странноватое сочувствие.

— Так что вы видите, — закончил Хэл, — что хотя его положение было слегка иным, по сути здесь много сходства — в том, что Блейз почти с рождения узнал, что все миры для него лишь «более обширная тюрьма». Он мог бы в каждом встреченном лице искать понимание того, что он чувствовал в себе — и не видеть его. Известность и благосостояние вряд ли что-нибудь для него значили, потому что он знал — чтобы добиться их, ему достаточно просто протянуть руку. У него совершенно не было друзей. Те, кто думали, что любят его, его не понимали. Ему была дана жизнь, а делать с ней ему было нечего. Так что он решил заняться тем, что, как он думал, не мог сделать никто другой: повернуть человечество на такой исторический путь, по которому оно никогда бы не пошло, если бы не появился он. И даже если этот поворот мог подразумевать необходимость делать вещи, которые могли ему не понравиться, он их сделает. И он взялся за работу.

— И столкнулся с тобой, — сказала Аманда.

— Я оказался там. — Хэл взглянул на нее.

— Но почему кровавая баня? — спросил ди Фасино. — Если он в конце концов и соберет достаточно судов с обученными экипажами, чтобы уничтожить нашу оборону, найдутся, вне сомнения, иные способы.

— Конечно, найдутся, — согласился Хэл.

— Тогда зачем все это, — запугать тебя, чтобы ты выступил за капитуляцию перед ним?

— Нет, — покачал головой Хэл. — Очевидная причина разговоров о кровавой бане в том, чтобы попытаться подтолкнуть меня к поспешным действиям. Сколько времени, по-твоему, Рурк, понадобится — при той скорости, с которой накапливаются его силы над поверхностью шита, — для того, чтобы собралось достаточно кораблей для попытки совершить массовый скачок сквозь щит и напасть на планету — с какой-то надеждой на успех?

— Я не Донал Грим, — пожал плечами ди Фасино. — Это зависит от того, насколько быстро он может заставить Молодые Миры поставлять ему суда и экипажи для них. Где-нибудь от шести месяцев до пяти лет по абсолютному времени.

— Будем считать, что шесть месяцев, — произнес Хэл. — Если у нас действительно только шесть месяцев до такого нападения и кровавой бани, есть некоторая причина для паники. Но я не думаю, что нам следует паниковать. По-моему, как я и говорил, он пытается подтолкнуть меня к тому, что я стану действовать слишком быстро и совершу ошибку.

Остальные пристально смотрели на него. На этот раз даже ди Фасино не сказал ничего.