– Киллера, конечно, не нашли?

– Мы поднялись на крышу здания. Там валялись два сигаретных окурка, стаканчик из-под кофе, и – о чудо из чудес – темнело крошечное влажное пятнышко.

– Пятнышко? – удивилась Молли, хлопая глазами. – Странное чудо!

– Он плюнул, миссис Сантера. Слюна! Значит, можно провести тест на ДНК. Если поймают этого типа, у нас в руках окажется неопровержимое доказательство его виновности. Эксперты считают, что киллер – заядлый курильщик и страдает хроническим бронхитом.

Его пороки в конце концов станут причиной гибели.

Поскольку Мейсон Лорд – человек влиятельный, несмотря на более чем сомнительные связи и род занятий, этот случай получил большую огласку. Правда, журналисты поняли, что здесь особенно ловить нечего, но завтра они снова соберутся у дома. Я рад, что вы приехали ночью. Но они скоро пронюхают о вашем возвращении.., судья Хант.

– Что говорят врачи о состоянии Мейсона?

Детектив взглянул на часы.

– Уже почти полночь. Я сказал хирургу, что вы вот-вот появитесь. Он велел вам позвонить и узнать последние новости.

О'Коннор вынул сотовый телефон и набрал номер.

Через пять минут переговоров, на протяжении которых его отсылали от одного человека к другому, он вручил телефон Молли.

Рамзи впился глазами в ее лицо. Выражение почему-то не изменилось. Странно. Неужели…

Молли отключилась и отдала телефон детективу:

– Он жив. Хирург, доктор Билиотти, говорит, что шансов пятьдесят на пятьдесят, если он, конечно, протянет ночь. Отец уже пришел в себя. И прошептал полицейскому, сидевшему у кровати, что его застрелил Луи Сантера.

– Шутите! – воскликнул детектив. – Он, должно быть, еще не отошел от наркоза.

– Так и Билиотти читает. Больше отец не сказал ни слова. Доктор жалуется, что папарацци осадили больницу и его лично. Одна из сиделок поймала репортера, нарядившегося уборщиком и тащившего швабру. Он, видите ли, пытался пробраться к постели Лорда.

– Кстати, у вас нет никаких версий? Идей, которые могли бы поспособствовать раскрытию преступления?

Молли и Рамзи сокрушенно уставились на детектива. Оставалось лишь признать свое поражение.

Шипение регулятора казалось неприлично громким в тишине отделения интенсивной терапии Чикагской мемориальной больницы на улице Джефферсона – в ближайшем травматологическом центре, куда привезли раненого. Молли вперилась глазами в белое лицо отца. Из носа и рта отходят трубки, в венах торчат иглы капельниц, мочеприемник свисает со спинки кровати.

Полицейский сидел на кровати с диктофоном на коленях и криминальным романом в руке. Он равнодушно кивнул вновь прибывшим, но тотчас вскочил, узнав судью Ханта, и снова поклонился, на этот раз куда почтительнее.

Отделение интенсивной терапии было огромным, безликим, набитым новейшими приборами. Кроме Мейсона, здесь находилось всего шесть пациентов, отделенных друг от друга занавесками. Стоны боли мешались с этим проклятым шипением, тихими голосами родственников, пытавшихся беседовать с больными, проклятиями, несущимися с койки в дальнем углу, торопливыми шагами сестер.

Отец лежал неподвижно, как труп. И если бы отключили аппарат искусственного дыхания, наверняка бы умер.