Рамзи блаженно вздохнул. Наконец-то она сама прижалась к нему пусть и во сне.. Труднее всего сделать первый шаг!

Он широко улыбнулся, встал и открыл жестянку с куриной лапшой. Крошка любит куриный суп и тосты с сыром.

Вечером они поджарили две последние сосиски, доели печеные бобы, и Рамзи даже умудрился сотворить что-то вроде клубничного желе, которое отказывалось застывать.

– Давай сыграем! – предложил он, убрав посуду. – Я буду называть имена и если случайно угадаю твое, можешь кивнуть три раза, или дернуть меня за руку, или даже пнуть в коленку. Идет?

Она никак не отреагировала. Выражение лица ничуть не изменилось. Такое отсутствие энтузиазма не предвещало добра.

– Ладно, попытка не пытка. Как насчет Дженнифер? Чудесное имя. Не твое, случайно?

Она не шевельнулась.

– А Линдси?

Ничего.

– Морган?

Девочка демонстративно повернулась к нему спиной. Что же, яснее не скажешь. Она не желает, чтобы он узнал, как ее зовут. Почему?!

– Нарисуй мне портрет своей мамы.

Малышка мгновенно встрепенулась. Пальцы нетерпеливо запорхали над листом бумаги. Она не соизволила глянуть в сторону Рамзи, все внимание было поглощено этим белым клочком. Постепенно из-под ее карандаша появилась плоская фигурка в юбке, кроссовках и с буйно вьющимися волосами. В руках женщины была какая-то коробка с квадратиком наверху.

– Ну и ну! – удивился Рамзи. – Классно рисуешь!

Волосы у нее такие же темные, как у тебя?

Девочка качнула головой.

– Рыжие?

Она довольно улыбнулась и кивнула. И пририсовала еще одну длинную спираль завитков.

– Знаешь, это мой любимый цвет. У нее действительно такие пышные волосы? Длинные?

Малышка пожала плечами.

– Значит, до плеч. Это у нее коробка?

По-видимому, нет. Девочка показала на обложку журнала и щелкнула пальцами.

– Вот как – догадался Рамзи. – Она фотограф?

Она снова кивнула и ткнула пальцем в снимки.

– Фотографирует людей?

Девочка весело закивала. Но лицо ее тут же омрачилось. Наверное, тоскует по матери, гадает, куда она делась, а он совершенно бессилен помочь, – Ну а теперь нарисуй своего па, – попросил он.

Она стиснула карандаш, как рукоять клинка, и снова испустила ужасный скрипучий звук, раздиравший сердце Рамзи.

– Не надо, родная. Я здесь, и тебе ничто не грозит И тут, к его удивлению, она принялась рисовать.

Мужчина с широко разинутым ртом и гитарой. Певец?

Девочка с такой силой вдавила карандаш в бумагу, что грифель сломался. Неужели это папаша бросил ее на произвол судьбы? Или истязал? Нет, ни один отец не совершит такое со своим ребенком.., или он и впрямь превратился в книжного червя? Слишком многое он знает по собственному опыту и имеет дело с самым гнусным отребьем, чтобы не сомневаться: в этой подлой жизни возможно все.

Как ни хотелось Рамзи расспросить ее об отце, он сдержался. Не стоит. Это только испугает и насторожит девочку.

Она смяла бумагу, осторожно отстранилась и, свернувшись клубочком, прижалась к спинке дивана.

На все нужно время. Время. Но сколько именно?

– Я не оставлю тебя в джипе. Это слишком опасно.

Ты пойдешь со мной. Держись за руку, и покрепче. – Он легонько коснулся ее щеки кончиком пальца. – Все хорошо, милая. Знаю, тебе страшно, но я с гобой, и все будет в порядке. Никто не подойдет к тебе. Видишь, какой я большой и сильный! И к тому же каратист. Вроде Чака Норриса. Слышала о нем? Он вырубил больше нехороших парней, чем Годзилла.