Гаврилов стянул обувь, портянку показал нам ступню. Там действительно был шрам. Чистили что ли?

– Ну и прямо до окопов довезли, посадили к пулеметному расчету. До атаки у нас дело не дошло – немцы поперли. Танки, ганомаг, полроты автоматчиков. А у нас, кроме пулеметов и гранат – ничего. Все пушки разбило еще в первую атаку. Я командую хлопцам – затаитесь, подпустим ближе и закидаем гранатами. Ребята у нас были трусоватые новички, что с них возьмешь? Смотрю, двое навострили уже лыжи. Вот-вот, и рванут поближе к тылу. Я им говорю: «Бойцы, вы же знаете, я убежать не могу, нога у меня распухла. Вы идите, только оставьте мне гранат». Переглянулись так, покраснели. Никто не ушел.

– Да ты герой, Гаврилов, – протянул майор. – Отбились?

– Танки наши подошли.

– А начал про медиков, – пожал плечами Махно. – Бабища то что? Осталась в живых?

– В котел все вместе попали, а там кто его знает – женщин сразу отводили в сторону.

Я оглянулся. Что радует, так это прогуливающийся вместе со всеми свободными от вахты по приготовлению пищи Яков. Очухался, значит, немного. Ну и хорошо, потому что тащить на себе даже сорок кило – радости мало. Тут бы себя донести.

А уж по организации отряда – думать не хочется. Надо найти местного, который покажет зимовник для базы, там обустроить место, вырыть землянки. И всё это необходимо делать очень быстро. Температура уже около нуля, плюс-минус пара градусов. Земля пока просто холодная, не промерзла. А ударят морозы, что тогда? Медведей из берлог выгонять? Так не хватит на всех Михал Потапычей. Что-то, конечно, знают Енот и Анна. Уж ее точно не в сугроб отправили. Вот сейчас позавтракаем, я ее, разомлевшую от приема пищи, и прихвачу. Должен я как командир отряда знать всю правду? Или я погулять тут вышел и протоколы собраний подписывать только буду?

На завтрак у нас был кулеш с салом и чай. Не индийский, конечно, какие-то листья сушеные типа смородины выделил капитан, но цвет воды изменился и пахло чем-то. Ну и сало в кулеш покрошили, наверное, из опасений, что оно начнет разговаривать. По крайней мере, цвет у него приближался к яичному желтку, скорее всего. Но это я потом начал рассуждать, когда поел. А до приема пищи цвет сала меня волновал мало, так же, как и факт, что кабанчика, возможно, забили еще до революции.

Пока ели, решил поднять парням настроение. А то что-то рассказы у них – один другого хуже. То про выпавшие мозги, то про плохих врачей. Хороших то в разы больше!

– Тоже у нас был случай в полку. Шли в атаку, подбили моего дружка. Саниструктор перевязала его, начала вытаскивать. А тут артналет. Уже ее ранило. Перебило руку. Так она его одной рукой вытащила. А потом еще помогала на операции – других врачей на передке нет. Сначала дружка зашили, а после – ее. Представляешь?

– Ты же вроде адъютантом при командующем был? – тихо, мне на ухо удивился майор.

– Так… еще до этого было, – махнул я рукой. – Повоевал так, что многим и не снилось!

– А в рукопашной был?

– Тоже приходилось. Дерьмовое, дело это, Иван Федорович, – мы отошли по берегу, я осмотрел все в бинокль. Хоть и выставили посты – Сырцова вверх по течению, Ильяза – вниз, но все равно берегся. Ибо береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет.