«Пожалуйста, Ахмед, – мысленно заклинает Дано своего дядю, – будь таким же жутко ответственным, каким ты был в детстве». Он вспоминает, как дядя просто с ума сводил его отца своей болезненной пунктуальностью – он никогда не приходил раньше или позже, а всегда ровно в назначенный час. Пожалуйста, ну пожалуйста, дядя, будь сегодня таким же точным и приди…

Он резко останавливается. Прямо за перекрестком стоит патрульная полицейская машина, припаркованная у выхода на пригородную станцию – Дано узнает тот же символ «J», который висел над платформой, где он оставил маму и Билала. Его пульс внезапно учащается. Он знает, что здешняя полиция совсем не та, что в Сирии, где его мать без всякого повода таскали на допросы, но сейчас это не имеет значения. Инстинкт подсказывает ему бежать.

Тут он замечает, что машина, кажется, брошенная. Правая передняя дверца приоткрыта, сам автомобиль стоит передними колесами на тротуаре, задними – на проезжей части. На месте водителя никого нет.

Дано переходит через дорогу и осторожно подходит к патрульной машине. На тротуаре перед ресторанчиком, у самого выхода на станцию, лежит чье-то тело, но это не полицейский. Во всяком случае, на нем нет униформы. Это женщина средних лет. Одета в красную джинсовую куртку, рядом – открытая сумочка, словно она в нее лазила, когда ее внезапно настигла болезнь. Как и у всех остальных трупов, на ее длинных волосах и вокруг рта следы рвоты с кровью.

В десяти метрах от машины Дано вдруг замечает, что на переднем пассажирском сиденье кто-то есть. Некто в полицейской форме. Его пульс снова учащается. Он не в силах побороть охвативший его страх, но все равно продолжает идти вперед. Он должен увидеть, что произошло.

Человек в салоне сидит, положив голову на приборную панель, и не двигается. Дано долго всматривается через стекло, прежде чем понимает, что его подозрение подтвердилось: полицейский мертв, как и все остальные вокруг. Совсем молодой парень. Почти мальчишка.

Но вслед за этим кратким мигом облегчения на Дано вдруг наваливается чувство подавленности. Никто не застрахован от этой заразы, никто. Даже полиция бессильна перед ней. Как странно, неужели у сил правопорядка не оказалось доступа к нужной информации, способной защитить их? Кто знает… Но вот перед ним лежит мертвый молодой полицейский, который оказался неспособен остановить болезнь, высосавшую из него жизнь.

В этот момент правая рука полицейского, безжизненно свисавшая в приоткрытую дверцу, внезапно дергается. Труп оживает. Парень подносит руку ко рту, его начинает тошнить. Дано слышит бессвязный лепет. Видит красно-желтую жижу, такую же, какая вытекала изо рта матери перед смертью. Рвота просачивается сквозь пальцы, пачкает стекло салона изнутри. Парень пытается остановить ее, совсем как Дано вчера с Билалом. Воспоминание о гибели младшего братишки свинцовым обручем стискивает грудь Дано.

Полицейского снова рвет, и тут он поворачивается к Дано. Правый глаз парня открыт, и он пристально смотрит им на мальчика.

«Т-т-т-тыыыыы… идиии… сюда-а-а…» Новый приступ рвоты обрывает фразу.