Келли обратился мыслью именно к Мировой войне, потому что именно призрак Третьей отчетливо замаячил на горизонте. А про Вторую он читал много, даже слишком, наверное, и англо-американские источники, и германские, и советские. Читал, когда собирался полностью посвятить себя науке и готовил монографию, которая должна была наконец свести воедино десятки частных «правд» о том периоде истории в одну «настоящую», окончательную, правду, после которой к изрядно поднадоевшей за семьдесят лет теме можно было бы больше не возвращаться. Как не ломает больше никто копья по поводу войны Первой. Есть общепринятая точка зрения, а измышления отдельных диссидентов никого давно уже не интересуют.
Если честно признаваться перед самим собой, профессор Келли понятия не имел, как предстоящая война может выглядеть. Его представления о характере современных войн начинались и заканчивались послевьетнамской эпохой, потому что и Вьетнамская, и предшествовавшая ей Корейская показали, что Америка больше не в состоянии мобилизовать свой трехсотмиллионный народ на «нормальную» – в понимании Келли – войну массовых армий. Дело не в том, что у страны не хватит экономических и чисто военных ресурсов. Мобилизационный потенциал Америки даже без учета многочисленных союзников (а союзников у США было много, не то что у России) достигал тридцати миллионов человек, и промышленность была в состоянии все эти миллионы, сотни и сотни дивизий вооружить и снабдить всем необходимым.
Беда была в том, что великая держава провалилась в ту самую яму, которую так старательно рыла все пятьдесят лет «холодной войны». Обладая всесокрушающим ядерным оружием и зная, что соперник обладает им же в сравнимых количествах, «суперкилл», то есть десятикратное взаимное уничтожение, было гарантировано, Штаты сделали ставку на фактор не столько даже экономический, как моральный.
Разоружить противника до боя, объяснить ему, что мир на любых условиях лучше войны, да вдобавок подкрепить это утверждение демонстрацией того потребительского рая, что наступит, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». Демонстрировать пришлось на собственном примере, постоянно повышая жизненный уровень «простых американцев» и населения значимых в геополитическом смысле стран.
Одновременно всеми возможными способами приходилось сбивать уровень пассионарности того же самого населения. Своего и чужого. Потому что совершенно очевидно – человеку, готовому с однозарядным ружьем покорять Дальний Запад или пробираться через заснеженные перевалы Аляски в погоне за «золотой американской мечтой», кормящемуся, по словам Джека Лондона, «медвежьим мясом» – не навяжешь обывательский идеал – сыто хрюкать на берегу собственного бассейна, разъедаясь гамбургерами до полной непристойности.
А «исторического противника» можно заставить согласиться на роль младшего партнера, только внушив большинству его жителей мечту об «американской мечте». Но для этого пришлось сначала американцев и европейцев отучить думать, забыть понятия чести и человеческого достоинства, с младенчества ампутировать стремление хоть к каким-то возвышенным идеалам. Без этого никак – на том поле противник переигрывал «свободный мир» без труда.