Заранее был заказан стол на веранде лучшего из приморских ресторанов «Виктория», откуда открывался прекрасный вид на Южную бухту, Корабельную и Северную стороны, Графскую пристань. Здесь не ощущалась утомительная духота и шум общего зала, не доносились раздражающие кухонные запахи, однако хорошо была видна сцена, на которой выступала с новой программой кабаре труппа, составленная из знаменитых в то время актеров императорских театров. Вынужденных волей обстоятельств изменить своим амплуа ради добывания хлеба насущного.

Программа, впрочем, была вполне хороша. Опять же применительно к обстоятельствам.

И вообще ничего похожего на картины пьяного разгула, истерического веселья и атмосферы пира во время чумы, с таким смаком изображаемые в любой почти книге и фильме о гражданской войне, здесь не наблюдалось.

Гости вели себя прилично, как и подобает воспитанным и достаточно состоятельным, чтобы посещать дорогие рестораны, людям. Официанты исполняли службу профессионально, вежливо и без какого-то подобострастия. Фронтовые и тыловые офицеры отнюдь не орали «Боже, царя храни» и не палили в потолок из наганов и маузеров, а если и напивались, то в пределах, допускаемых количеством просветов и звездочек на погонах. Возможно, где-то они и вели себя согласно предписанным соцреализмом канонам, но не здесь.

Так что вечер удался вполне. Особенно для девушек, отвыкших в своей почти монастырской жизни от такого количества восхищенных взглядов посторонних мужчин.

Пили за ужином исключительно марочные вина исчезнувших в годы советской власти сортов, сухие и десертные, слушали классические и цыганские романсы, а также злободневные куплеты (невысокого, надо заметить, качества), полюбовались крайним проявлением тогдашнего эротического искусства – «настоящим парижским канканом».

О сиюминутных проблемах и заботах старались не говорить, чтобы не портить впечатления от ностальгического аттракциона «Встреча с прошлым».

А может, не аттракционом это следовало назвать, а пробным погружением в подобие грядущей мирной жизни.

Расплатившись по счету, который оказался весьма солидным (не для них, а по меркам здешней, и так непомерно дорогой, жизни), вышли на бульвар.

На пароход решили не возвращаться. Как-то всем вдруг не захотелось опять оказаться внутри хоть и комфортабельной, но железной коробки, когда на берегу так хорошо пахнет поздними цветами из обывательских палисадников, успокоительно шуршат под легким бризом ветви деревьев, и от земли исходят живительные токи вместо наполняющих пространство внутри корабля электромагнитных полей.

Один лишь Воронцов сказал, что до конца своим роботам не доверяет и надолго бросать «Валгаллу» без капитанского присмотра не имеет права. Остальные, в том числе и Наташа, решили заночевать в предоставленном Врангелем под резиденцию своих советников особняке.

…Воронцов поднялся на верхний ходовой мостик парохода. Двухсотметровый корпус «Валгаллы», увенчанный посередине надстройкой размером с шестиэтажный дом, с тремя колоссальными дымовыми трубами, над которыми вздымались стройные, чуть наклонные мачты с белыми якорными огнями на реях, спокойно лежал на фосфоресцирующей глади бухты.