– Вы боитесь, что я вас обманываю?
– Нет, не боюсь!
– Тогда в чем же дело? Сколько я себя помню и задолго до моего рождения, Город жил единственной надеждой – рано или поздно придет помощь с Земли. И вот вы здесь – и вы мне не верите, считаете меня сумасшедшим!..
– Вы и сейчас на Земле.
Он открыл было рот и закрыл его снова. Наконец спросил:
– Зачем вы так зло шутите?
– Я не шучу.
Он опять схватил ее за руку и заставил повернуться, ткнул пальцем вверх:
– Что вы там видите?
Она заслонилась ладонью от нестерпимо яркого света:
– Солнце.
– Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?
– Обыкновенное. Пустите меня, вы делаете мне больно!
Он послушался – только ради того, чтобы собрать рисунки, разлетевшиеся по берегу. Потом вытащил из пачки один рисунок и поднял его перед глазами.
– Вот оно, солнце! – заорал он, указывая на диковинное четырехконечное пятно в верхнем углу листка, над нелепой долговязой фигурой, изображающей саму Элизабет. – И такое же там, на небе!..
Задыхаясь от бешеного сердцебиения, она кое-как отцепила поводья, взобралась в седло и с силой пришпорила лошадь. Та взвилась на дыбы и сразу пошла в галоп. Гельвард так и остался у реки с рисунком в высоко поднятой руке.
На селение опускался вечер, и Элизабет рассудила, что возвращаться сегодня в базовый лагерь уже поздновато. Да она и не ощущала в себе ни сил, ни желания возвращаться – в конце концов, переночевать можно было и здесь.
Главная улица была пуста. Это поразило ее: обычно в это время селяне выходили из домов, чтобы тут же в пыли лениво поболтать меж собой, потягивая крепкое, вязкое, как смола, вино – делать настоящие вина они разучились.
Потом Элизабет расслышала гвалт, доносящийся из церкви, и поспешила туда. Под сводами собрались почти все мужчины селения. Были здесь и женщины, иные из них плакали.
– Что тут происходит? – обратилась она к отцу Дос Сантосу.
– Незнакомцы вернулись. Они предлагают сделку.
До Сантос держался в стороне от толпы, явно неспособный хоть чем-то повлиять на селян. Элизабет попыталась вникнуть в суть спора, но каждый орал, не слушая соседа, и даже у Луиса, хоть он и вылез к разбитому алтарю, не хватало голоса перекрыть общий гам. Встретившись с Элизабет глазами, старейшина протолкался к ней:
– В чем дело?
– Они прибыли, малышка Хан. Мы согласны на их условия.
– Похоже, что до согласия еще далеко. Чего они хотят?
– Условия честные.
Он вознамерился было вернуться к алтарю, но Элизабет схватила его за руку.
– Чего они хотят? – повторила она.
– Они дадут нам лекарства и много еды. И еще удобрения, и еще они помогут починить церковь, хоть мы об этом и не просили.
Он уклонялся от ответа, то поднимая взгляд на Элизабет, то отводя глаза.
– А что взамен.
– Ерунда.
– Ну, давай не тяни, Луис. Чего они хотят?
– Десять наших женщин. Все равно что отдают добро задаром.
Она не сумела скрыть удивления:
– И что вы?..
– За ними будут хорошо смотреть. Сделают их здоровыми и сильными, а когда выйдет срок, они принесут нам еще еды.
– А как к этому относятся сами женщины?
Он оглянулся через плечо на толпу:
– Они глупые, не рады…