Глубокой осенью 1941 года шестеро пленных бойцов и командиров, переодевшись в гражданскую одежду, ночью подползли под колючую проволоку, ограждавшую лагерь, и ушли в окрестные леса. Вскоре после этого Матевосян оказался в рядах партизанского отряда, который действовал на территории Западной Белоруссии и Западной Украины. Он участвовал в боевых операциях партизан и во время одной стычки с гитлеровцами был снова тяжело ранен.

Уходя от карателей, партизаны оставили его до выздоровления в украинской деревне, в крестьянской семье. Там Матевосян поправился; потом ему пришлось скрываться от полицаев, и в конце концов он пришёл в город Луцк, где устроился работать в артель по ремонту обуви, так как когда-то знал немного сапожное ремесло.

Он вскоре же принял участие в деятельности луцких подпольщиков. А когда в начале 1944 года Советская Армия подошла к Луцку, подпольщики подняли восстание в центральных кварталах, дезорганизовали этим оборону противника и помогли нашим войскам быстрее овладеть городом.

После этого Матевосян был направлен на офицерские курсы, вскоре закончил их и снова вернулся на фронт уже в звании лейтенанта и в должности командира гвардейской штурмовой роты.

Больше года Матевосян сражался на фронте, пройдя с этой гвардейской ротой славный боевой путь. Он был ещё трижды ранен, получил два ордена – Отечественной войны и Красной Звезды, участвовал в штурме Берлина и закончил войну, расписавшись на стене Рейхстага.

После войны он демобилизовался и уехал домой, в Армению, вернувшись к своей работе по специальности.

В Ереване мы с Матевосяном напряжённо работали в течение нескольких дней; я подробно записывал его воспоминания. И вот во время этих бесед у нас возникла мысль побывать вдвоём в Брестской крепости. Там, на месте, Матевосян смог бы гораздо лучше вспомнить обстоятельства обороны и наглядно показать мне, где что происходило.

Мы расстались в Ереване. Я уехал в Москву, а Матевосян перед поездкой должен был ещё побывать в горах, где работала его геологическая партия. Но уже через несколько дней я встречал его в столице, на Внуковском аэродроме.

В Брест мы отправились втроём. Вместе с нами из Москвы туда поехала научный сотрудник Центрального музея Советской Армии Т. К. Никонова, уже занимавшаяся темой обороны Брестской крепости. Впрочем, мне пришлось по дороге на время отделиться от своих спутников и сделать остановку в Минске. Там, как выяснилось, жил ещё один бывший защитник крепости – Александр Иванович Махнач, и я решил повидаться с ним и пригласить его присоединиться к нам в Бресте. Махнач работал в редакции республиканской белорусской газеты «Литература и мастацтва». Он оказался совсем ещё молодым худощавым человеком с бледным и очень нервным лицом, по которому то и дело пробегала как бы лёгкая судорога боли, когда он начинал рассказывать обо всём, что пришлось ему пережить в крепости и позднее, в гитлеровском плену. Махнач был коренным белорусом; в речи его всё время звучал типичный народный говорок, и он часто вставлял в свой рассказ белорусские слова и выражения.