— Ладно, Максим, дальше я сама, я уже вызвала такси, чтобы добраться до места самостоятельно, — сообщила она мне равнодушным тоном и попыталась продвинуться по проходу.

Который я, естественно, загородил.

— Ты никуда без меня не поедешь.

— Кто так сказал? — вскинула она бровь, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы уйти другим путем, но позади ее уже стояли недовольные пассажиры, хмуро глядя на нашу толкотню.

— Молодые люди! — возмутилась толстуха в леопардовых лосинах с пушистой собачкой в руках и золотым «Vertu» в руках. — Вы всю дорогу пререкались и опять продолжаете! Займитесь уже сексом и решите все ваши проблемы!

Дико смущенная Тая без вопросов вручила мне чемодан и стремительно упорхнула в сторону выхода, я же улыбнулся возмущенной девушке и помог вынести ее вещи. Тая стояла на перроне, разговаривая с кем-то телефону. Подойдя, я понял, что она договаривается с таксистом, и тут же отнял у нее трубку.

— Здравствуйте. Заказ отменяется, ложный вызов оплатим.

— Да что это такое?! — возмутилась Тая, чуть ли не топая ногами. — Я не хочу ехать с тобой, понимаешь? Мы всю дорогу выясняли отношения, мешали соседям, ты чуть не подрался с моим клиентом, нагрубил таксисту. Ты вносишь в мою жизнь слишком много хаоса! Это… это невыносимо!

— Невыносимо, говоришь? — проговорил я медленно, глядя в ее сверкающие от ярости глаза, а она даже не заметила, что подошла ко мне близко-близко, выплескивая свой гнев, дыша часто, так что опускалась и поднималась высокая грудь.

А я сжимал кулаки, чтобы не схватить ее и не прижать к себе. Не хотел пугать. Но я должен был признаться:

— Невыносимо не знать, где ты и что с тобой, — вырывались из меня пропитанные горечью слова. — Невыносимо понимать, что, может, никогда не увижу тебя. Невыносимо проживать день за днем, понимая, что так и не получил прощения и не получу этого шанса никогда. Вот что невыносимо. Ты там в своей Италии хоть иногда вспоминала меня? — прошептал я ласково, осмеливаясь обхватить ее шею руками сзади и погладить тонкую нежную кожу.

Вздрогнув, Тая быстро освободилась от моего скромного прикосновения, но я заметил, как расширились ее зрачки и как она на секунду замерла, будто решая, что делать, а ее ответ прибил меня к земле:

— Каждый день, Максим, каждую ночь. Как самый страшный кошмар, что со мной случился в жизни…

Тая

Сморгнув так не вовремя подступившие предательские слезы, тут же пожалела о вырвавшихся словах. Не нужно было признаваться, нельзя давать Суворову козырные карты в руки. Но он вывел меня из себя, а я и так была вся на взводе после напряженной, изматывающей поездки, когда он искусно играл у меня на нервах. Только ему удается так воздействовать на меня. Ему одному.

— Тая, — дернулся он ко мне, но я не хотела слушать, именно сейчас не хотела. Может быть, потом, а быть может, никогда. Но точно не на заполненном людьми перроне под звуки объявлений из громкоговорителя.

— Давай уже выдвинемся в дальнейший путь? Родители… ждут.

М-да, прозвучало странно. Эти привычные для меня слова обнажили нашу непростую ситуацию. Но я ничего не могла поделать с тем, как обстояли дела. Николая Дмитриевича я считала отцом, хотя называла по имени-отчеству.