В противоположность Юрику Витюня никуда не ходил, разве что до ветру, для каковой надобности позади землянки среди очень уместных лопухов имелась специальная яма. Целыми днями он лежал, мучаясь тяжкими раздумьями, ворочался с боку на бок, пил пиво, иногда засыпал с тайной надеждой проснуться в привычном мире и посмеяться над дурным сном, и, проснувшись на той же лежанке, видя над собою все тот же низкий потолок из неошкуренных бревен, впадал в мрачное уныние.

Мир был жесток, чужд и непонятен до головной боли. Вдвойне было непонятно, зачем он такой нужен, когда есть мир нормальный. Творится черт-те что… Не успели добрести до этого дикарского, но все же человечьего жилья — снова пришлось лезть в драку и убивать. Ломом. Словно просеку прорубал. За кого, по какому поводу — по-прежнему ничегошеньки не понятно. Левый какой-то мир, незаконный, неправильный. И ску-у-учно…

Что угодно отдал бы за возвращение! Правую руку — отдал бы! Обещанную квартиру в новостройках — с радостью…

Хотя, по правде говоря, туземцы приняли его и Юрика неожиданно хорошо. Жилплощадь вот выделили… На личное имущество не покусились, добытое в бою оружие не отняли, а на лом к тому же чуть ли не молятся и притронуться к нему боятся. То ли у них в крови уважение к предметам цивилизации, то ли еще чего… Но пиво и еду тащат исправно, факт.

Как бы в ответ на его мысли мохнатая шкура на двери колыхнулась, низкий женский голос с той стороны проскворчал что-то непонятное, как видно, просил прощения за беспокойство, и в землянке, ослепив ринувшимся из-за шкуры дневным светом, появилась рослая молодка с улыбкой поперек лица шире и грубым лепным кувшином наперевес. В кувшине гулко плескалось.

— Ышари тум лепо Вит-Юн? Уреп-Игол? И-хо? Рано — не рано?

— Рано, — сказал Витюня, указав на неопорожненную посуду. — Я этот еще не допил.

Тем не менее полупустой кувшин был без лишних разговоров убран со стола и заменен полным. Вслед за тем женщина степенно отвесила поясной поклон.

— Осси тильма Вит-Юн…

Ушла, одарив на прощанье благоговейным взглядом сразу обоих — лом и Витюню. Тут же из-за «двери» послышался веселый голос белобрысого Юр-Рика, с первого дня пытающегося освоить местное наречие, прозвучала, спотыкаясь, незнакомая и, даже на слух Витюни, корявая, как саксаул, фраза, донесся смех молодки и немедленно вслед за ним какая-то возня и всплеск. Малое время спустя Юрик появился в землянке, посмеиваясь и утирая лицо грязно-красным рукавом.

— Все валяешься, а? Ждешь, когда на тебе опята вырастут?

Витюня не ответил.

— Ну и дурак. Я сегодня еще одну фразу выучил. Что-то вроде приветствия. «Желаю тебе удачи и приплода многообильного», примерно так. А как по-ихнему звучит, знаешь?

— Только что слышал, — буркнул Витюня и потянулся за кувшином.

— Я и одно ругательство местное знаю, — похвастался Юрик. — Здай кышун ухара! Знаешь, что значит? «Злой дух тебе в живот», примерно так. Я одному сказал на пробу — тот аж пятнами пошел, бедняга, как мухомор. Думал — бросится…

Витюня только посопел. Ох, что-то этот местный лексический оборот ему напоминал! Что-то знакомое…