Повинуясь взмаху руки, Зеркало материализовалось в воздухе.
Таша радостно взвизгнула и хлопнула в ладоши, остальные хранили степенное молчание и не отрывали от меня взглядов.
А я улыбнулась Кано и, обернувшись к Зеркалу, позвала:
– Мама!
И на этот раз маму увидели все. Как и пушистого кота на ее руках. И, что намного важнее – мама всех тоже увидела.
А потом – я не успела понять, как это произошло, мама сделала шаг и вышла из Зеркала.
Кот Курсивчик соскочил с ее рук и убежал. Хм. Куда он денется… с острова!
– Иришка! – мама стиснула меня в объятиях, а мне так хорошо-хорошо стало!
А потом мама отстранилась и застыла, как вкопанная, глядя куда-то мне за спину.
Я обернулась и вздрогнула. Так многое было написано на лице Кано… так красноречиво блестели его глаза и вытянувшимися зрачками…
Они не отрываясь смотрели друг на друга и молчали.
И мы все тоже застыли, как громом пораженные, не в силах нарушить эту звенящую тишину.
О том, что было дальше написаны тысячи книг, сложено несчетное количество стихов и песен, сняты чудесные, восхитительные фильмы… И в них все не то. Не так.
В жизни это оказалось намного красивее.
Робкая улыбка. Взгляд с поволокой. Осторожные шаги навстречу друг другу.
– Кано…
– Мари!
И мамочку сгребли в объятиях, подхватили на руки, закружили… Кано целовал ее открыто, при всех, и мама не противилась поцелую. И мне вовсе не было неловко смотреть на них. Защемило сердце при мысли о папе… С ним я никогда не видела мамулю такой счастливой… Спокойной, даже где-то умиротворенной – да. Но счастье… Оказалось, это что-то другое.
Меня обняли за плечи, привлекли к себе.
А я нашла Ташу глазами.
Мы, не говоря ни слова, хмыкнули.
Потому что глаза у обеих были на мокром месте.
А потом лицо Таши омрачилось. И я поняла, почему.
Мичио Кинриу тоже смотрел на целующуюся пару. Пристально, очень внимательно. Словно пытался что-то понять… или впитать брызги счастья и радости, которые летели от них…
А меня что-то кольнуло изнутри.
Не вполне понимая, зачем это делаю, я взмахнула рукой в сторону Зеркала.
Поверхность его снова исчезла и из него вышла стройная темноволосая женщина.
– Митсуко, – вырвалось у Таши.
Вид у подруги был, мягко говоря, ошарашенный.
Но женщина, казалось, не слышала ее.
Не отрываясь, она смотрела на Мичио Кинриу.
А потом пространство вокруг нее заискрило… Я зажмурилась от яркого света. Раздался общий вздох, Ташин визг… Открыв глаза, я увидела, что над нами парит драконица! С очень, надо сказать, изумленным выражением морды!
– Митсуко? – хрипло выдохнул Мичио Кинриу и в следующий момент вслед за драконицей взлетел черный дракон.
Маленькая, изящная рядом с ним, драконица испуганно забила крыльями и принялась подниматься все выше и выше.
Над Островом Влюбленных повисло изумленное молчание.
– Сила, которая возвращает дракониц – Любовь, – повторила я слова Ворожеи, и хоть произнесено это было очень тихо, меня услышали все.
Эпилог
Мы сидели с Ташей под раскидистым деревом, недалеко от обители Хранителя, на территории Альма-матер. У меня на коленях лениво развалилась капризная Наяда, Ташин дух-хранитель, полученный в подарок от сердца воды. Шебутной Скирон носился полупрозрачным драконом между стволами деревьев, Саламандра и Плющик облюбовали колени Хоккайды и Ликерии.